Наследник империи, или Выдержка - Наталья Андреева Страница 6

Я разразился тирадой в защиту цифровых фотоаппаратов, памятуя указания шеф-редактора. Если я сумею уговорить Сгорбыша перейти на современную технику, меня ждет премия. И я заливался соловьем. Сгорбыш смотрел на меня подозрительно, но слушал.

— Но это же так сложно, — вздохнул под конец он.

— Чего ж там сложного? Включаете компьютер…

— Как-как?

Он смотрел на меня с ужасом. Продвинутые пользователи, объясняю вам. Будьте снисходительны к таким, как Павел Сгорбыш. Для вас все проще пареной репы. Но тем, кому до пенсии два шага… Это не спор о том, что лучше — аналоговая фотография или цифровая. Это конфликт поколений. Отцов и детей, дедов и внуков. Чем стремительнее развивается технический прогресс, тем он глубже.

Я, тридцатилетний парень, продвинутый пользователь, чувствую себя динозавром, когда за соседним столиком в кафе разговаривают о компьютерах четырнадцати-пятнадцатилетние подростки. С тем, в чем я разбирался при помощи опытных педагогов, они родились. Так называемое поколение «next» все схватывает на лету. Эти пацаны спокойно лезут в любые опции и переделывают все под себя. Они не просто на «ты» с этим миром. Он их боится до дрожи, потому что вынужден меняться. Это они его вынуждают. Между ними и мной — пропасть. Что уж говорить о Сгорбыше! Там не пропасть. Там — Вселенная. Пропасть еще можно преодолеть. По крайней мере, видно противоположный берег. Тот, где находятся они. А Вселенная бесконечна. Известно лишь, что в одной из ее галактик есть высший разум.

Поэтому не надо удивляться, что для наших бабушек и дедушек проблема состоит уже в том, чтобы включить компьютер. Не для всех. Но к тем, кто просит выставить дату на мобильном телефоне, будьте снисходительны. Я поначалу тоже кричал:

— Да чего там? Это же пара пустяков!

И мышкой «щелк-щелк».

— Сынок, помедленнее, — тихо просил Сгорбыш.

Щелк-щелк. Он то бледнел, то краснел, рука, лежащая на мышке, потела. Она была как деревянная, а ее движения судорожны. Щелк-щелк. Мысленно я хохотал, но усилием воли на моем лице сохранялась лишь снисходительная улыбка. Щелк-щелк. Да чего там!

Зато потом я увидел его фотографии, и улыбка с моего лица сошла. Я понял, почему его называют гениальным фотографом. Я видел женщину: она была обычной. Я видел другую: она была уродливой. Но на его фотографиях обе стали красавицами. Я уверен: обе они счастливы. Они получили то, зачем пришли. Если вы думаете, что это так просто — дать женщине то, что она хочет, то вы ошибаетесь. Это все равно что идти по минному полю, ожидая: вот сейчас рванет! Любая мелочь может ее расстроить, так же как и удача, самая маленькая, может вдохновить. От Павла Сгорбыша они ушли окрыленными. И нельзя сказать, что на этих снимках они сами на себя не похожи. В том-то и дело, что похожи! Узнаваемы. Непостижимым образом он показывал их внутренний мир, их ум и доброту. Через взгляд, выражение лица и наклон-поворот головы, искусно выставив свет. Он мог добиться желаемого эффекта, использовав всего лишь два источника освещения — рисующий свет небольшой интенсивности, направленный от фотокамеры, и светлое пятно на белом фоне стены от второй лампы. Он мог работать с моделями часами, снимать с разных позиций, меняя объективы и выдержку. Сгорбыш автоматические режимы не признавал, вот почему его не устраивала цифра. Он говорил, что жанр портрета самый трудный в фотоискусстве и здесь надобно повозиться.

— Я человек длинной выдержки, — говорил он. — Трехсекундной. Мне нравится, когда снимок словно бы застывает. Поспешность здесь ни к чему. Выставляя длинную выдержку, я физически чувствую, как рождается снимок. За эти три секунды я проживаю порой целую жизнь. Меня бьет лихорадка, я всячески оттягиваю момент, когда надо проявлять. Получилось или не получилось? Я не хочу сразу же увидеть свою ошибку.

— А если удача?

— Удача, сынок, никуда не убежит.

Вот такой человек был Павел Сгорбыш. Большой оригинал. Наконец он признался. Раскрыл свой секрет.

— Что такое талант фотографа?

Я понимаю, талант художника. Краски, колорит, композиция. Он — творец. Сам себе хозяин и всему, что его окружает, когда он творит. Он может домыслить и вообразить то, чего нет. Листву, которая уже облетела, солнце, которое ушло за горизонт, луну и звезды, которые еще не появились. Но фотограф лишь фиксирует на пленке то, что видит перед глазами. Какой здесь может быть талант?

— Терпение, — вздыхал Сгорбыш. — И еще раз терпение. Талант фотографа — его трудолюбие. Любовь к процессу.

И начинал рассказывать мне, какие использует технические приемы и лабораторные средства. Какой у него набор оптики к фотообъективу. Как он применяет проекционный монтаж, то есть печатает на один лист с одного и более негативов. Как искусно пользуется набором различных масок, диффузных дисков и сеток. Как добивается тончайших тональных переходов, применяя двухрастворное проявление. Работает по старинке, презрев достижения последних двадцати лет. С одной стороны, он был ископаемым. Размороженный мамонт из сибирской тайги Павел Сгорбыш и допотопные средства, которые он использовал в работе. А с другой — гений фотографии. Одновременно и раб ее, и хозяин процесса. У меня от всех этих терминов голова пухла, а он все рассказывал и рассказывал. Фоторисунок, соотношение тонов, частичное ослабление негатива…

Сколько же надо было просидеть в лабораториях, чтобы все это узнать! Сколько сделать ошибок и сколько времени потратить на их исправление! Я понял, почему он не женат. Почему у него нет детей. У него на это просто нет времени. Он один как перст, зато — Властелин Мира. Мира фотографии.

Вот почему он так ненавидел цифру и уважал аналоговые фотоаппараты. Пленочные. Опыт накапливался годами. У каждого фотографа были свои маленькие секреты, которыми они не спешили делиться. Это то же самое, что знаменитый лак Страдивари. Свой, фирменный, особый прием, если ты, конечно, Мастер.

Потому им и обидно. Старым фотографам, которые не спешат отказываться от аналоговых фотоаппаратов в пользу цифры. На то, чтобы постичь секреты мастерства, жизнь ушла. А меж тем сейчас какой-то пацан выходит во двор, наводит крутую камеру: щелк-щелк!

— Ой, молодец, Петя! (Вася, Коля, Саша…)

Семья в восторге, альбомы пестрят фотографиями, снимки яркие, четкие. Сгорбыш говорил, что в них нет глубины. Ее нет в цвете, который дает цифра. Компьютер его не чувствует, не смягчает, не играет с ним. Он просто фиксирует и передает. Там, где мало человека, мало души. Удобства, привносимые компьютером в нашу жизнь, прямо пропорциональны чувствам, которые из нас уходят. Мы все больше сближаемся, люди и машины. Но не надо забывать о руках. Ручной труд делает цену вещи. Чем его больше, тем и цена выше. Хотя я с ним спорил. Говорил, что всего этого и при помощи компьютера можно добиться.

— Вот смотри, Горб, — показывал я, когда мы уже сошлись достаточно близко и перешли на «ты». — Можно убрать морщины. Можно растянуть изображение. Можно поменять фон. А можно напустить туману.