Змей в саду Ватикана - Екатерина Барсова Страница 6

Школьные годы запомнились невыученными уроками, слезами матери, когда отец пил и уходил в запой. Учиться он не любил и не задумывался о том – кем станет. Но когда он был в восьмом классе, отец умер, и мать сказала, глядя на него сухими воспаленными глазами: если не будешь учиться – уходи из дома. Я тебя одна не вытяну. И тут он понял – что испугался. А испугался, потому что осознал: один мир закончился, а другой – еще не наступил. И там, в этом другом мире, – у него не будет места. Никакого. Его выгонят из дома, и он будет скитаться по углам. И вот это ощущение бездомности, которое накрыло так мощно и неожиданно, заставило его сделать глубокий выдох.

Наверное, он сильно побледнел. Потому что мать с тревогой спросила:

– Дим, ты что? Дима…

Он закрыл на секунду глаза, пытаясь привести в равновесие пошатнувшееся бытие, но когда их открыл, то понял: ощущение спокойствия и стабильности, которое было у него на протяжении всех детских лет, – уже никогда не вернется. И с этим следовало смириться и жить дальше. Прозрение было таким глубоким, что он стоял как оглушенный, не видя и не слыша растерявшуюся мать, которая с неприкрытой тревогой смотрела на него.

– Все в порядке, мам, – выдавил он улыбку. – Не беспокойся, я не пропаду. У нас все будет хорошо. Да, отца уже нет, но у тебя есть я.

Сейчас он сидел в одном закрытом загородном клубе, разговаривая со своим собеседником, и вдруг неожиданно в памяти возник тот давний разговор с матерью. Разговор вспомнился в связи с тем обстоятельством, что его знакомый как-то вскользь сказал, что само слово «стабильность» – выдумка и ложь. Природа и общество развиваются в конкурентной борьбе. «На то и щука, чтобы карась не дремал», – закончил он со смехом. Они сидели, утопая в мягких креслах. Официант был почтителен и предупредителен – то есть почти незаметен… То, что в конечном итоге и ценится в настоящих официантах. Стоял октябрь. Клуб располагался в тридцати километрах от Москвы, были слышны разговоры и смех тех, кто находился недалеко от них – на закрытой веранде и в комнатах. Они же сидели и беседовали, изолировавшиеся ото всех.

И вот тут в ответ на эту, в сущности, безобидную реплику он крепко вцепился руками в подлокотники и сказал каким-то не своим, внезапно севшим голосом:

– Стабильность имеет свой цвет, вкус и запах… У нее вкус маминых котлет, запах душистой черемухи и цвет простой зеленой тетрадки или неба, похожего на топленое молоко – утром в низинах реки.

– Да ты поэт, – усмехнулся его собеседник, хотя его глаза за стеклами очков странно блеснули.

– Ничуть. Даже могу пояснить, – сказал он снисходительно. – Я упомянул мамины котлеты – потому что детство и мамина кухня запоминаются, это сигналит о том, что в доме всегда все будет по раз и навсегда заведенному порядку. Задумывался ли ты: почему мужчины часто стараются выбрать женщин, похожих на мать? Им кажется, что внешнее равно внутреннему. И поверь мне – многие втайне мечтают, что их будущая жена станет так же готовить, как мать… Черемуха – это постоянство природы. Ты понимаешь, что весна следует за зимой, а зима за осенью. И мне близок запах черемухи – он как-то по-особому ярок. Если только так можно сказать о запахе…

– А тетрадки – те самые убогие школьные, простые и безыскусные?

– Простые тетрадки, – сказал он с плохо сдерживаемой яростью, – говорят о том аскетизме, который иногда необходим. Тетрадки сигнализируют, что ты должен учиться, чтобы чего-то достичь в этом мире. Надеюсь, что я выразился ясно?

В голосе прозвучала некая угроза, и его собеседник с недоумением поднял вверх руки.

– Ну хорошо. Хорошо. Ты мне все объяснил. Поздравляю. Может быть, теперь мы присоединимся к гостям. Кажется, мы все обсудили.

Он пожал плечами. Гости ему стали не нужны. Он вновь перенесся в детство, когда понял нутром, что надо учиться… не просто учиться, а вгрызаться в предметы, пока он не отстал от других. Иначе окажется на улице… И этот образ: как он стоит один посредине двора с портфелем в руке – никому не нужный, а мать плачет, заставил его сжать кулаки.

– Дима. – Мать погладила его по голове. – Сына, а ведь мы теперь остались одни. Понимаешь, совсем. Без папки. – И она заплакала, прижимая его к себе.

С того самого момента он поставил себе цель – стать первым учеником в классе.

Гуманитарные науки он отверг сразу: литературу, историю и русский язык… Это было не для него, слишком девчачьим. История ему нравилась, хотя казалась скучной. География была сложноватой. А вот математику, физику и геометрию пришлось учить до посинения. Он силился понять, просил учителей позаниматься с ним. Они, очевидно, из жалости – парень остался без отца, тянет одна мать – соглашались позаниматься с ним. И про себя думали: «Мальчик явно звезд с неба не хватает. Но не отказывать же…» Но потом – и довольно скоро – им пришлось взять свои слова обратно. Пацан оказался усидчивым и вскоре заданные задачи и примеры щелкал как орешки…

В воспоминания о прошлом вторглось настоящее… Раздался громкий смех, и в комнату вплыла дочка одного из замминистров.

– Вот вы где? Папа просит к нему…

Дочка была рано повзрослевшая, с глазами, бойко стреляющими по сторонам. Кокетливая барышня, желающая нравиться всем подряд и еще не знающая, на ком остановить свое внимание. Здесь был избыток здоровых девичьих гормонов, сознание собственной привлекательности и еще запах денег. Больших денег. Это неправда, что деньги не пахнут, у них есть свой запах солидности и уверенности, воздвигающих между миром и тобой непроницаемую перегородку. С одним существенным пояснением. Ты можешь отодвинуть эту перегородку и снизойти до мира, а вот мир прорваться к тебе не в состоянии. Не хватит силенок и ресурсов у людей оттуда дотянуться до тебя.

– Сейчас, – откликнулся его собеседник и вопросительно посмотрел на него. Но он отрицательно качнул головой.

– Чуть попозже. – И обратился к девушке: – Передай папе, я выйду к нему. Через какое-то время.

Она на секунду нахмурилась, но потом на ее лице вновь засияла улыбка.

– Хорошо. Так и передам.

Выйдет замуж и станет такой же, как все… Будет впрыскивать силикон в губы. Шопиться в Милане и выкладывать в инстаграм фоточки с борта собственной яхты. Станет почти неразличимой на лицо. А пока она так молода, что еще сохраняет индивидуальность. Но не понимает своего сегодняшнего счастья.

Люди ушли. А он наконец-то выдохнул. В последнее время он все больше ценил эти моменты одиночества и свободы. И странно, что сейчас именно одиночество, а не большие деньги и возможности дарили ему это пьянящее чувство. Ускользнуть от мира, что может быть ценнее в наш беспокойный и суматошный век. Вот и теперь – сидя в одиночестве, он подумал, что разговор со старым знакомым был приятен, но остаться одному – лучше. Пока сюда не ворвались очередные гости. Этот клуб для своих был ему хорошо знаком. Одно время он приценивался к его покупке – солидная недвижимость для серьезных господ – как говорилось в рекламе. Загородный клуб был расположен удобно – недалеко от Москвы, у него имелись поле для мини-гольфа, бассейн, зимний сад, прекрасный ресторан, небольшой отель, собственная конюшня. Если гости захотят остаться на ночь, все к их услугам. Купить эту собственность было заманчиво, и он чуть было не решился. Но что-то остановило его. И наверное, он поступил правильно…