Худшее из зол - Мартин Уэйтс Страница 6

Донован взял со стола револьвер, подержал на весу, ощущая в ладони его тяжесть и просчитывая в уме свои шансы. Сердце билось часто и гулко, эхом отдаваясь во всем теле. Он сунул патрон в одно из шести гнезд, крутанул барабан, вернул револьвер на стол и с минуту не мигая на него смотрел: мир сузился до этого куска смертоносного металла. Потом вздохнул — раз, другой, — зажмурился, взял револьвер, приставил к виску, нажал на спуск.

— Должно быть, вон за той горой.

— Хочется верить. Кажется, я это уже слышала.

Шарки проглотил ответную реплику и уткнулся в карту на коленях. От многочисленных поворотов, кочек и ухабов вестибулярный аппарат начинал его подводить. Он поднял глаза, набрал в рот побольше воздуха.

— Не успеешь свернуть с приличного шоссе, как попадаешь в ад. До чего же в глубинке отвратительные дороги — причем все, — сделал он вывод. — Мог бы и где-нибудь поближе устроиться. Чтобы легче было его найти.

Мария Беннетт оторвала взгляд от дороги.

— Кажется, вы сами ответили на свой вопрос.

Шарки прищелкнул языком, скосил на нее глаза.

— Так как, бишь, зовется место, которое мы ищем?

— Росс-Бэнк-Сэндз. Кажется, оно пользуется популярностью у нудистов.

Шарки посмотрел в окно. Дождь лупил с такой силой, что казалось, они попали под метеоритный ливень. По стеклам спереди, сбоку, сзади так лило, что возникало ощущение, будто они плавятся на ходу. За окнами мелькали тусклые, однообразные картинки темно-серого сельского пейзажа Нортумберленда — совершенно дикая пустынная местность.

— Не слишком ли холодно для раздеваний? — поежился он, вздыхая. — Господи, да здесь почти так же уныло, как зимой в Норвегии.

— Вряд ли они приезжают сюда зимой, — предположила Мария. — Кроме того, мы с вами тоже заехали сюда не в самое лучшее время года. Наверняка летом тут очень красиво. Этакий нетронутый рай. Знаете, как его называют в туристических проспектах? Таинственное королевство.

Шарки уставился в окно, силясь представить себе более веселую картину.

— Таинственное? А вся его таинственность, наверное, в том, что здесь все спят с двоюродными братьями и сестрами, — произнес он с несчастным видом. — Или это в Уэльсе? Да скорее всего, и здесь и там.

Мария опять внимательно смотрела на дорогу.

Накануне вечером они тряслись в поезде из Лондона, потом остановились на ночлег в гостинице в Ньюкасле, а утром арендовали машину и выехали в Нортумберленд.

— Что этот Джо Донован из себя представлял? — задал Шарки вопрос, когда они расположились в вагоне первого класса в поезде, отправлявшемся в Ньюкасл с вокзала Кингс-Кросс. Он сидел напротив Марии с джином и тоником в руках и со свежим номером газеты «Дейли телеграф» на коленях.

Мария взяла себе двойной джин с тоником.

— Он был лучшим из лучших. — Она сделала глоток и поставила стакан на столик. — Фраза, конечно, избитая, но другое определение найти трудно.

Она назвала фамилию очень известного политика из партии консерваторов, который попал за решетку по обвинению в лжесвидетельстве и коррупции.

— Помните его? Так вот, Джо как раз был в числе тех, кто вел тогда журналистское расследование.

Шарки невольно присвистнул.

— Потом были и другие, причем некоторые — весьма высокопоставленные чиновники. А одно его расследование в отношении приютов даже привело к изменению в законодательстве. У него были задатки гениального журналиста-расследователя.

— Что произошло потом?

Мария поболтала жидкость в стакане, наблюдая, как тает лед, и удивляясь про себя, почему в поезде это происходит быстрее, чем в баре.

— Уверена, вы в курсе. История с его сыном. Из-за этого он и слетел с катушек. Так после этого и не оправился.

— Это, кажется, произошло…

— Около… — она откинулась на сиденье, нахмурилась. — Кажется, года два назад. Да, два года назад накануне Рождества… Сейчас ему тридцать пять. Мы с ним ровесники.

Шарки улыбнулся:

— Надо же, как хорошо вы это помните.

— Я тогда как раз из замов перешла в главные редакторы. Такое не забываешь. Он был нашим лучшим корреспондентом — сначала писал о других, а потом — видите — сам стал героем репортажей.