Покаяние «Иуды» - Ахмет Хатаев Страница 59

— Что здесь происходит? — почти крича, спросил Карабанов, вплотную приблизившись к надзирателям и поедая их колючими глазами.

Видимо решив, что и в данном случае лучшая защита — это нападение, Вася, с трудом справляясь с дыханием, начал обвинять Эди в неспровоцированном нападении.

— Да врет он все, гражданин начальник! Вы лучше спросите, почему он перевел во вторую камеру вооруженных заточками заключенных и почему он хотел дверь в нее открыть, — порекомендовал Эди.

Карабанов, бросив взгляд на дверь и увидев торчащий в замочной скважине ключ, выпалил:

— Лукашов, под замок его, куда знаете, и до моего распоряжения не выпускать, будем разбираться по полной программе, а вторую проверить по списку, — затем, посмотрев на Эди, добавил: — но позже и для порядка позовите на помощь еще пару бойцов.

— Есть, — отчеканил, бросив руку к фуражке, один из стоящих за спиной Карабанова бойцов и, шагнув к двери, вытащил торчащий из замочной скважины ключ.

— На все про все у вас тридцать минут и доклад рапортом, — распорядился Карабанов, не оборачиваясь. Потом, переведя взгляд на напарника Васи, спросил:

— Ключ от третьей у тебя?

— Да, — ответил тот дрожащим от испуга голосом.

— Следователь заказывал заключенного к себе?

— Я не знаю, товарищ… это он сказал, что надо, — промолвил надзиратель, кивнув в сторону Васи.

— Ну, — грозно произнес Карабанов, вновь упершись взглядом в Васю.

Тот лишь еще ниже опустил голову.

— Понятно, значит решил, мразь, самосуд устроить, ничего, найдем нары и для тебя. Увести.

Затем, после короткой паузы, приказал напарнику Васи сопроводить Эди в камеру, а сам зашагал вслед удаляющимся.

Через минуту Эди уже был на месте. Сокамерники встретили его с любопытством, оглядывая с ног до головы, как бы желая убедиться, что он цел и невредим. Эди понимал, что они воспринимают его как борца с произволом администрации тюрьмы, и этим объяснялось их внимание к нему.

Между тем он снял куртку и пошел к умывальнику, чтобы подержать под холодной водой места ушибов на предплечьях, которыми гасил удары. Несмотря на то что он перехватывал их вначале движения и близко к руке атакующего, небольшие ссадины были, которые следовало охладить, чтобы избежать гематомных вздутий.

В этот момент к нему подошел Долговязый и, глянув на его руки, спросил:

— Мастернуть ^[60] фазанам ^[61] не дали, это хорошо. Значит подфартило ^[62].

— Подфартило благодаря вам, спасибо, буду иметь в виду, если что.

— Усек, пахану маляву состряпаю.

— Стряпай.

— Знай, интеллигент, наш сходняк решил Чалого к ответу призвать. Скурвился, водится с мусорами и против фартового с ними зодно. Спросим строго, это я тебе говорю.

— Понимаю, надо учить людей дисциплину блюсти, а то совсем распустились, — нарочито грубо сказал Эди, подставляя под струю другую руку, а в голове пронеслось ироничное: «Вот блатные погоняло прицепили, видно, в гору идут мои здешние дела, не привыкнуть бы».

— Чё за дисциплину говоришь? — переспросил Долговязый, изобразив на лице гримасу, словно его неожиданно зубная боль подкосила.

— Говорю, что людей порядку надо учить, — пояснил Эди, еле сдерживая себя, чтобы не рассмеяться от вида собеседника.

— А-а, порядку?! Понял, так бы и сказал, а то… — не договорил Долговязый.

— Теперь я не понял, поясните, это вы мне угрожаете своим «а то»?

— Не-а, это я просто не запомнил твое блю-бли, — как-то по-детски наивно выдавил из себя Долговязый, улыбнувшись во весь щербатый рот, чем вызвал ответную улыбку Эди.

— Усек, — пошутил Эди, продолжая улыбаться, и после некоторой паузы уже с серьезным видом добавил: — Вы займитесь своим делом, мне нужно охладить руки, а то синяки будут.

Этой фразой он завершил диалог, при котором ему приходилось стоять близко и вполоборота от блатного.

— Теперь все понял, — весело выпалил Долговязый и, плавно развернувшись на слегка согнутых ногах, зашагал в свой угол пританцовывающей походкой, как это умеют делать только блатные, чтобы продемонстрировать свою исключительность и крутой нрав. По его настроению было видно, что он остался доволен общением с «грабителем инкассаторов» и достигнутым с ним взаимопониманием: иначе чего бы он так мирно беседовал с ним да еще улыбался.

Эди еще некоторое время охлаждал ушибы, периодически прикасаясь к ним пальцами. И, когда почувствовал, что они достаточно заморозились, вернулся к себе и лег, насухо вытерев руки. К этому моменту его голова уже была занята мыслями об «Иуде», поскольку он знал, что самое главное начнется после того, как ребята предложат ему рассказать о своем шпионаже, отравлении жены и предъявят доказательства. «Все это так, но согласится ли генерал с моими доводами и дал ли он добро на активизацию прямого диалога со шпионом сейчас? — мелькнуло в голове Эди. — Должен согласиться, иначе будет упущена инициатива и без откровенного нажима на шпиона сегодняшний допрос может оказаться контрпродуктивным», — заключил он, отчего-то почти беспричинно сердясь и ища взглядом, что-то вокруг себя, пока взгляд не остановился на лежащей на тумбочке книге о каратэ.

Потянувшись, он взял ее, но не стал раскрывать, неожиданно вспомнив слова учителя Мабуни о страстях. И потому, закрыв глаза, произнес про себя: «Ну что, майор, устал, нервы шалят и беспричинно надумал сердиться? Знаю, достается тебе. Но кто сказал, что будет легко? Ты лучше вспомни совет учителя и обуздай свою страсть или признайся, что находишься на начальном отрезке бесконечного пути познания себя и мира, если позвляешь доминировать над своим сознанием эмоциям и страстям. В таком состоянии ты не сможешь увидеть этот путь, так как он едва различим и потому доступен немногим…»

И в следующий миг, начавшая было чуть раньше вздыматься в нем волна раздражения медленно откатила к невидимым берегам забвения, уступив место светлым лучам умиротворенного сознания, чтобы дать возможность работать его рассудку.

Через пару минут раскрыв глаза, Эди так же бессловесно промолвил: «Если «Иуда» не скоро объявится в камере, то надо полагать, что генерал принял мое предложение…»

В этот момент открылась кормушка, и кто-то из надзирателей крикнул в нее: «Атбиев на выход!» — и начал открывать дверь.

В это время на середину камеры, словно по команде, вышли блатные во главе с Долговязым. В следующую минуту к ним присоединились несколько других заключенных. Когда Эди не торопясь направился к выходу, они молча двинулись вслед за ним, из-за чего надзиратель сразу закрыл дверь и стал кричать через кормушку, чтобы заключенные расходились по своим местам. Но они и не думали ему подчиняться. Более того, Долговязый опередив Эди, подошел к кормушке и стал требовать прихода в камеру начальства. Его требование поддержали и другие обитатели камеры. В этой ситуации Эди не стал настаивать на том, чтобы сокамерники разошлись, посчитав, что будет правильно, если руководство тюрьмы обратит внимание на беспредел со стороны надзирателей и примет к ним необходимые профилактические меры.