Тот, кто знает. Том 1. Опасные вопросы - Александра Маринина Страница 59

Но что сказать Люсе? И как сказать? Жестко и открыто, нестесняясь и не выбирая выражений? Ведь Люся не постеснялась назвать Наташубездарностью, так почему теперь Наташа должна стесняться сказать сестре то жесамое? Или пощадить ее самолюбие, сказать, что ее повести и романы представляютнесомненный интерес для экранизации, и тем самым дать Люсе и повод, и правопродолжать считать себя умной и талантливой, щедро и бескорыстно жертвующейизрядную долю своей одаренности глупой и неудачливой младшей сестре? А может,все-таки сказать правду и тем самым вызвать на себя поток обвинений в зависти ив непонимании настоящей литературы?

На часах уже половина пятого утра. Часа через три Люсяпроснется и первым делом спросит у Наташи, прочла ли она хотя бы одну повесть.И нужно будет что-то отвечать. Но можно, в конце концов, сказать, что не прочлани страницы, потому что устала и заснула. Это, конечно, выход, хотя на самомделе это лишь небольшая отсрочка, ведь Люся пробудет здесь еще неделю инепременно потребует, чтобы Наташа прочла рукописи.

Сна не было, и Наташа, накинув халатик, пошла на кухню,чтобы сделать себе чай. Едва успела она зажечь газ, как по коридору зашаркалистарческие неуверенные шаги - Полина Михайловна. Наташа слишком давно и хорошознала свою соседку, чтобы хоть секунду сомневаться: Полина хочет опохмелиться,у самой нечем, а будить соседей ночью совесть все-таки не позволяет. Три дняназад пожилая женщина от души выпила на поминках Александра Ивановича и потомпериодически заглядывала к Казанцевым с разговорами о том, что на второй деньнужно непременно помянуть, чтобы "покойнику легче лежалось", натретий - чтобы он не держал зла на тех, кто остался, и так далее. Все понимали,что старуха просто хочет выпить, молча наливали ей и подносили нехитруюзакуску, не обращая внимания на выражение крайнего негодования на сухом Люсиномлице.

- Чего не спишь-то? - послышался у Наташи за спинойсиплый голос.

- Не спится, Полина Михайловна, вот чайку хочу выпить.

- От бессонницы не чай надо пить. Другие средства есть,получше.

- Ну так я вам другого и налью, - вяло улыбнуласьНаташа, доставая из холодильника початую бутылку "Пшеничной" -спасибо все тому же Славе Брагину, и с похоронами помог, и с продуктами дляпоминок. И жене его Рите спасибо огромное, в день похорон в семь утрапримчалась, весь стол на себя взяла, а ведь труд немалый - на сорок с лишнимчеловек наготовить. Конечно, она не одна была, ей еще две женщины помогали -подруги Галины Васильевны, но ведь они уже немолодые, за семьдесят, без Риты несправились бы.

Полина Михайловна с шумным всхлебом опрокинула в себя стопкуводки и потянулась к открытой банке соленых огурцов, предусмотрительновыставленной Наташей из холодильника.

- Светлая память. Хороший был мужик Александр Иваныч. Иты хорошая баба, Наташка, душевная. А вот Люська ваша - стерва. И морда у нейзлющая.

- Она не стерва, Полина Михайловна. Она несчастная. ОтИринки ничего не слышно?

- А чего от нее может быть слышно? В деревне телефоновнету, в район не наездишься. Не бойся, не пропадет твоя Иринка, в деревне заней пригляд хороший, там Колькина родня ее в ежовых рукавицах держать будет. Уних не забалуешь.

- Ну дай-то бог.

Каждое лето Иринку отправляли на Урал, где в деревне жилиродственники Николая. Сам Николай, отсидев положенное, к жене и дочери невернулся, затерялся где-то, однако его тетка, к которой Иринку возили смалолетства, к девочке привязалась и с радостью ждала ее, не обращая вниманияна семейные проблемы племянника. Да и Иринка ездила туда с удовольствием, замного лет она подружилась со своими деревенскими ровесниками и прекраснопроводила с ними время.

- Уж не знаю, чего там кому бог дает, - ПолинаМихайловна сочно хрустнула огурцом, - а только не нам. Ириночку осиротинил,сперва отца посадили, потом мать убили. За что, спрашивается? За какие такиегрехи дите малое наказал? У тебя вот тоже отец помер, а ведь жить бы да житьеще Александру Иванычу, светлая ему память. Только эта живет как сыр в маслекатается. Вот ты мне скажи, отчего такая несправедливость? Почему этой все, амы страдать должны?

"Этой" Полина Михайловна упорно называла БэллуЛьвовну. Несколько лет назад в пьяном запале она не уследила за своим рвущимсянаружу антисемитизмом и произнесла - как выплюнула: "эта жидовка".Последовавшая за этим сцена надолго отпечаталась в дырявой памяти старенькойпьянчужки. Обычно строго-красивое Наташино лицо перекосилось от отвращения ибрезгливости, а голос невольно сорвался на визг. Казалось, еще секунда - и онаоторвет старухе голову. С тех пор Полина Михайловна за собой старалась следить,и произнося первое слово "эта", второе молча проглатывала.

- Как вам не стыдно, Полина Михайловна, - с упрекомпроизнесла Наташа. - Бэлла Львовна сына потеряла.

- Как же, потеряла она, - проворчала старуха. -Жив-здоров, в Америке своей баклуши бьет, а мы тут в нищете должны…

- Перестаньте, - Наташа поморщилась, убрала вхолодильник бутылку водки и банку с огурцами, выключила газ под закипевшимчайником, налила в чашку заварку. - Если бы Марик остался здесь, вам богатствабы не прибавилось. Ваша нищета - не его вина. А для Бэллы Львовны он все равночто умер, ведь она никогда его не увидит. Понимаете? Никогда не увидит.

- Ох, добрая ты, Наташка, всех жалеешь, обо всехзаботишься. Только тебя одну никто не пожалеет, никто о тебе не позаботится, -запричитала Полина, стараясь уйти от опасной темы: она заметила, как недобрымогнем сверкнули Наташины глаза.

- У меня муж есть, он обо мне заботится. И пожалеет,если нужно будет.

- Да где он, этот твой муж-то?

- Под Мурманском, в Западной Лице.

- То-то, что в Лице этой, а не в Москве. Чего ж тестяхоронить не приехал? Бросил тебя одну на все про все.

- Он в плавании, я же вам говорила.

- Знаем мы эти плавания. А ты проверяла? Сказать-то всечто угодно можно, а на самом деле как оно? Доверчивая ты, Наташка, тебя каждыйвокруг пальца обвесть может. Нельзя людям верить без оглядки, они как твою верупочуют - так моментом на шею сядут. Ты меня послушай, я плохого не посоветую.Осторожнее надо быть.

Этот разговор Полина заводила уже не в первый раз, темаНаташиной безоглядной доверчивости и всеобъемлющей доброты, заставлявшеймолодую соседку всем помогать и обо всех заботиться, была излюбленной уИринкиной бабки-алкоголички. Наташа не пыталась ни спорить со старухой, ни переубеждатьее в чем бы то ни было, она прекрасно понимала, что главной целью этих"задушевных" бесед было внедрение в Наташино сознание мысли о том,что надо бы о них, то есть о Полине и ее внучке, заботиться получше, инымисловами, не ограничиваться продуктами и одеждой для девочки, но и бабушкеподбрасывать "на лекарства". Намеки Наташа пропускала мимо ушей, ибознала, что "лекарство" у Полины всегда только одно - спиртное.