Банда 1 - Виктор Пронин Страница 58

Как и многие люди его круга, любил Иван Иванович подарки, гостинцы, сувениры. И не из корысти, а скорее из-за некой детскости натуры. К подношениям он относился, как к забавным игрушкам. Или делал вид, чтобы даритель не слишком много о себе понимал. Впрочем, он всему этому не придавал слишком большого значения, поскольку это находилось в полном соответствии с нормами поведения. Так было принято, считалось хорошим тоном. Откажись однажды Иван Иванович от знаков уважения и очень много людей вокруг него сразу насторожились бы и почувствовали себя в опасности.

– Вы не поверите, Иван Иванович, – начал Голдобов с выражением необыкновенной оживленности на лице, – но я нашел того человека, который владеет кубачинским кинжалом. – Да, нашел! – он приблизился к первому столу области, сдвинув бумаги с напускной небрежностью, но на самом деле расчетливо и осторожно, потому что сдвинул, в основном, сегодняшние газеты, установил на освободившееся место свой чемоданчик, щелкнул замочками, открыл верх и вынул продолговатый предмет, завернутый в мятую бумагу, надорванную, а местами еще и промасленную – и это тоже было продумано. Спешно и даже как бы волнуясь от нетерпения, содрал Голдобов бумагу, отбросил ее в корзину и глазам изумленного Сысцова предстал самый настоящий средних размеров кавказский кинжал кубачинской работы с позолоченными ножнами, украшенными резьбой и чернением по серебру. Узкая рукоять с массивным набалдашником была украшена двумя наростами, призванными предотвратить скольжение в руке, когда все будет залито дымящейся кровью врага, и пусть уважаемый Иван Иванович пользуется кинжалом спокойно и уверенно, он не подведет.

– К сожалению, только прошлый век, – сокрушенно произнес Голдобов. – Видел я кинжалы и позапрошлого, но… Время сделало свое дело, Иван Иванович. Может быть, они годятся для битвы, но для подарка – никак. Так что можете быть уверены – делали его не в нынешних лагерях, не зеки в промасленных фуфайках, а самые настоящие мастера в заоблачных высотах Кубачей.

– Хм, – сказал Сысцов и через некоторое время повторил, – хм… – и были в этих его звуках озадаченность, недоверие к ценности подарка, восторг, когда и слов-то подходящих на найдешь.

– Обращаю ваше внимание, Иван Иванович, что клинок не очень тверд по нынешним временам, но выкован он в сакле, где клинки куют уже тысячу лет, ножны сделаны в соседней сакле, где тысячу лет делают только ножны… И так далее. Но не надо эту сталь недооценивать – она самозатачивается при употреблении по прямому назначению. Клинок надо почаще в дело пускать.

– Да? – недоверчиво спросил Сысцов.

– Проверьте! – и Голдобов рванул на груди пиджак, показывая тем самым натуру увлекающуюся, открытую и верную до гроба.

– Ну да… А потом отвечай за тебя.

– Чтобы проверить, не надо по ночам выходить на большую дорогу. Заглядывайте иногда на собственную кухню и рассекайте кинжалом парное мясо!

– Ну, как же! Сейчас достанешь парное мясо, – добродушно проворчал Сысцов, показывая знание проблем, которыми живут простые люди. Но Голдобов пожелал истолковать его слова иначе.

– Иван Иванович, дорогой! Да я не остановлюсь перед тем, чтобы поставлять вам каждое утро хорошее мясо! Только убедитесь – этот кинжал обладает невероятным свойством самозатачивания, достигая остроты просто чудовищной!

– Ловлю на слове!

– Договорились! Кстати, вот эти стекляшки на ножнах и на рукояти… Это не стекляшки. Это камешки.

– Какие еще камешки? – Сысцов, сообразив, что на этот раз Голдобов превзошел самого себя, на всякий случай принял выражение недоверчивое и даже слегка туповатое – дескать, что ты там за ножичек притащил, о каких камешках толкуешь?

– Иван Иванович, это самые настоящие камешки. Может быть, обработаны не так, как это принято сейчас, со всякими там гранями, искрами, но именно тем они и хороши. И этот синий, и красный, и зеленый…

– Да, цвет похож на изумрудный, – протянул Сысцов.

– Объясняется очень просто, Иван Иванович, – это и есть изумруд. – А вот этот бесцветный всех перекрывает…

– Да ну тебя, Илья, ты наговоришь! – Сысцов взял кинжал и бросил его в ящик стола. – Тут есть кое-что поважнее, – он придвинул к себе папку, по всей видимости приготовленную для разговора. И сердце Голдобова предупреждающе екнуло. – Из центральных органов, из прокуратуры и не только… Пришли письма. Отправлены они отсюда. Автор один – некий Пахомов. Он утверждает, что является твоим персональным водителем. – Сысцов замолчал, как бы предлагая разъяснить недоразумение.

– Жалко парня, – сокрушенно сказал Голдобов, обессиленно присаживаясь к приставленному столику. – Хороший был водитель, и как человек тоже неплохой.

– Что с ним? – воскликнул Сысцов, и Голдобов понял – тот все знает.

– Пока я был в отпуске, произошла какая-то глупая история. В него стреляли и ., убили. Думаю, шоферня свела счеты. У них там свои игры. Идет следствие, разберутся.

– Да, – Сысцов в задумчивости побарабанил пальцами по папке, сунулся было в стол, но, наткнувшись взглядом на посверкивающий кинжал, снова задвинул ящик. – Ладно. Я поинтересуюсь. Колов, надеюсь, в курсе?

– Да, он все знает. Только приехал, а меня, как обухом по голове… До сих пор в себя не приду, – Голдобов вынул платок и протер лоб.

– Да? – переспросил Сысцов.

– Ведь мы с Колей Пахомовым не один год вместе работали, а уж километров наездили. Хватило бы несколько раз вокруг земли объехать.

– Да? – удивился Сысцов. Он продолжал смотреть на Голдобова, словно бы дивясь его умению владеть собой. – Надо бы семье помочь… Уж коли вас так многое связывало последние годы, – Сысцов скорбно опустил глаза, чтобы Голдобов не увидел в них откровенной издевки.

– Сделаем, Иван Иванович, все сделаем, – неуязвимо ответил Голдобов, поняв и слова Сысцова и настроение. – Его жена ведь у нас работает, в нашей системе… Прекрасный человек! – неосторожно произнес Голдобов и тут же пожалел об этом.

– Я слышал, что у нее не только душа хороша? – усмехнулся Сысцов, показывая знание всего, что происходит в городе.

– Очень толковая женщина. Переживает, конечно, дни тяжелые… Но поможем. Тут уж вы не беспокойтесь, – произнес печально Голдобов и тут же чертыхнулся про себя – сейчас опять Сысцов даст ему по шее – тот не упускал таких возможностей.

– Да я особенно-то и не беспокоюсь. Думаю, все, что можно, ты уже сделал, – в голосе Первого прозвучала явная жесткость, нарушившая приятный тон беседы. – Ну, ладно, оставим это, – произнес он, не дождавшись ответа. – Потрепались и хватит. Так вот, письма… Пахомов его фамилия? – он перевернул листок. – Да, Пахомов Николай Константинович. Значит, не врет, что был твоим водителем?

– Был.

– Здесь сообщается о вещах, которые требуют особого разговора. Технология воровства, как он выражается. Причем, описывает довольно дельно. Убедительно, я бы сказал. Потайные склады, пересортица, передача товара кооператорам, частным ресторанам, слишком уж тесные контакты с мясокомбинатом… И везде имена, телефоны, адреса, даты… Ты его, Илья, недооценил. Или где-то перешел границу, переходить которую непозволительно никому. Я бы не решился. А ты решился. И получил под дых. Не знаю, сможешь ли ты восстановить дыхание.