Anamnesis vitae. Двадцать дней и вся жизнь - Татьяна Шарпарь Страница 57

– Не волнуйся, – сказал он быстро, – все хорошо. Няню отпустили, Сережа Пестров тоже в пути домой, Саша и Таня дома.

– Как быстро ты всех моих запомнил, – сказала она, – у меня на имена памяти всегда не хватает.

– Профессия обязывает, а ты, наверное, что-то другое хорошо помнишь. Ну, я не знаю, что там у вас нужно не перепутать: названия лекарств или болезней.

Она засмеялась:

– Названия, конечно, важны, но их всегда можно посмотреть в справочнике, у нас совсем другое главное.

Странно, подумал он. Кто-то нуждается в срочной помощи, а врач забыл, как самое главное лекарство называется, и лезет в справочник. Справочники, наверное, лежат на всех столах, а врачи их все время листают. Картинка, которую он создал в своем воображении, оказалась забавной, и он улыбнулся.

Так, похоже, почтеннейшая публика собирается расходиться: сеньоры дружно взялись за сотовые телефоны, наверное, вызывают из посольства транспорт. Переводчица устало пила чай из тонкой фарфоровой чашки. Это хорошо, значит, скоро конец дня. Анатолий что-то шептал на ухо Марии Викторовне. Она раскраснелась, похорошела. И вроде бы пока вечер заканчивается неплохо. Алексей подошел к Анатолию:

– Расходимся?

Анатолий нехотя оторвался от алого ушка собеседницы и внимательно посмотрел на Алексея:

– А что, уже пора?

– Да, вроде пора: все съели и выпили. – А, выпили? Так мы еще закажем.

– Посмотри на часы, уже полночь, да нет, уже вообще завтра. А еще столько дел!

Итальянцы дружно подошли к ним и стали прощаться: рукопожатия с мужчинами, целование ручек дам – Версаль. Все было замечательно, будете в Москве – заходите. Да и вы к нам в Италию пожалуйте. В общем, протокол.

– Я тысячу лет столько не танцевала, – сказала вдруг переводчица.

Алексей удивленно уставился на нее: она все время сидела рядом с режиссером, как его? Опять забыл.

Она увидела его взгляд, засмеялась и сказала:

– Это я перевела то, что сказала сеньора Джимилетти.

Все засмеялись. И правда, все танцевали от души, приглашая женщин, шутливо отбивая их друг у друга и хвастаясь количеством танцев. Вечер удался. Пора разъезжаться.

Анатолий встал, подал руку Марии Викторовне. Алексей поймал взгляд, который Наталья бросила на эту парочку. В нем было столько любопытства и лукавства, что Алексею стало смешно. И он тотчас бы засмеялся, если бы был не на службе. Хотя что там служба? Он сегодня пятьсот раз нарушил все и всяческие правила, особенно когда танцевал, ничего не замечая вокруг, кроме партнерши. А ведь его никто не страховал! Хорошо, что обошлось, а то расслабился, дурак. Так, Наталью – под мышку, всех остальных… ну, в общем, куда хотят. Ивановой охране позвонить из машины, чтобы никуда не пускали. С чего это он напился? Не-ет, Наталье он, пожалуй, не подходит. А может быть, он вообще алкоголик?

Наталья о чем-то секретничала с подружкой. Итальянцы остановились у выхода из зала, развернулись и дружно, как по команде, подняли кверху правые руки и помахали. Алексей тоже помахал им, Маша послала воздушный поцелуй. Наталья тоже, кажется, махала руками, он не заметил, Анатолий салютовал тростью. Все! Теперь добраться до дома и спать. Кажется, он все продумал, а как и куда поедут после ресторана – нет. Да и про ресторан он думал как-то не конкретно, боковыми мыслями. Ведь всегда все продумывал, а тут оплошал. Даже если она согласится пожить в его квартире, надо заехать к ней, забрать всякие штучки: косметику там, тапочки, расчески. А если она откажется? Ему свое барахлишко к ней везти, что ли? Ой, а у него, кажется, рубашки все неглаженые. Да, в засадах сиживал, рецидивистов голыми руками один брал, всегда знал, что делать, а сейчас растерялся.

Наталья тем временем подошла к Анатолию, обняла его за шею и поцеловала. Он что-то строго ей сказал, и они вместе уставились на Алексея. Разглядывали его долго, причем Анатолий поворачивал голову, как будто примерялся, чтобы лучше вглядеться в отдельные детали организма. Алексей незаметно, как ему казалось, прошелся глазами по костюму – вроде никаких изъянов не нашел и от смущения стал звонить Мише Некрасову. Миша ответил сразу, видимо, засек, что итальянская делегация отбыла, и ждал команды начальника на отбытие.

– Миш, – сказал Алексей, – скоро поедем.

– Хорошо, Алексей Николаевич, мы у подъезда. Мне выйти, подстраховать?

– Ну выйди. – Есть.

Анатолий, прихрамывая и опираясь на трость, шел к Алексею. Мария Викторовна и Наталья тихонько двигались за ним и хихикали. Хорошо, что у нее прошло это тяжелое настроение, с которым она начинала вечер. А то он уже затосковал.

…Когда его бывшая жена собрала свои вещи, демонстративно выставив чемоданы и какие-то бесформенные баулы в прихожей, он тоже тосковал. Но эта тоска была конкретная: скорее бы уже она убралась из его жизни. Как только она «убралась», тоска прошла сама собой. И началась совсем другая жизнь – лучше. Впрочем, эту маету с женитьбой он себе сам организовал. Барышня была не то что выдающаяся красавица, но мисс Козодрюпинска – малюсенького городка в глубинке Родины. На самом деле это был никакой не Козодрюпинск, но Алексей называл его именно так из-за противного чувства вины и недовольства собой. Как он мог так вляпаться, до сих пор не понимал. Лидию он увидел на остановке троллейбуса на Садовом кольце. Было холодно, падал снег, ветер сдувал его под острым углом прямо в лица прохожих. Она стояла под фонарем, и Алексей в первую минуту подумал, что это проститутка, но сразу отказался от глупой мысли: прикид у девчонки был самый простецкий, а на свету она стояла просто потому, что было темно. Он уже проехал мимо, но почему-то затормозил, сдал назад и открыл дверь машины:

– Девушка, давайте подвезу, – предложил он.

Она отошла от фонаря и почти бегом рванула в сторону остановки – там было не так страшно. Он ее догнал, взял за локоть и, преодолевая легкое сопротивление, повел в машину. Для чего он это сделал? Ну убежала бы она, и ничего бы не было. А то глупая женитьба, долгий тоскливый развод, мерзопакостное чувство чего-то гадкого, которое было в его жизни. В машине она сидела, съежившись, почти вжавшись в дверцу, шмыгала носом, пытаясь согреться. Одежонка на ней была какая-то хлипенькая, не по сезону: дубленочка на рыбьем меху, платочек из искусственного шелка (это зимой-то!), ботиночки на тонкой подошве. Он все это разглядел и умилился. Он, физиономист хренов, решил, что она студентка, видимо, из-за большой сумки, похожей на портфель. Ехать ей надо было в Химки. Сумерки быстро сменились черной ноябрьской ночью. В машине было тепло и уютно. Он понял, что пассажирка согрелась и постепенно разомлела на удобном сидении. Голова ее стала клониться, периодически она ее вскидывала, пытаясь не заснуть. Сумка была прижата к боку со стороны дверцы, видимо, чтобы Алексей чего-нибудь из нее не стащил. На одном из поворотов сумка упала и раскрылась. Алексей невольно увидел, что там было: тощий кошелек, большой ключ на колечке, тюбик помады, какие-то квитанции, бумажки, записная книжка. Она суетливо стала все собирать, явно стесняясь, взглядывая на Алексея – не увидел ли он ее бедности. Видимо, от смущения, она вдруг стала ему рассказывать о себе. В позапрошлом году окончила школу, поступила на курсы, выучилась на секретаршу, начала работать в мэрии. А летом вдруг выиграла городской конкурс красоты. Конечно, ради справедливости, надо было заметить, что председателем жюри этого конкурса был ее работодатель, но об этом Алексей узнал гораздо позже. А тогда удивился: вроде ничего особенного в девчонке нет, а смотри-ка – «мисс Чего-то там». Ну так вот. Как только она стала мисской, сразу решила ехать в Москву – учиться на манекенщицу. И приехала к началу учебного года, и пришла в агентство, а над ней посмеялись и не приняли. Сказали, что такого товару у них куры не клюют, а ей надо худеть и заниматься с преподавателем, потому что у нее походка как у вульгарной бабы. Она надела лучшее платье, в котором конкурс выиграла. А ей сказали, что такие тряпки были модны в позапрошлом веке. Это все Алексей додумал сам, а она сказала ему, что не пошла в это агентство, потому что ей там не понравилось: мужики приставучие и обстановка нездоровая. Тут она неожиданно заревела в голос. Алексей растерялся, припарковал машину прямо на тротуаре и неуклюже стал гладить ее по голове. Она отстранялась, а он все гладил и гладил ее платок, а потом неожиданно притиснул к себе и обнял. Она перестала реветь, оттолкнулась от его груди сильными кулачками и деловито спросила: