Не родись красивой, или Точка опоры - Карина Тихонова Страница 57

Она повернулась ко мне и сказала высушенным пресным тоном:

– Нужно сообщить об этом в соответствующие инстанции…

– Нужно, – подтвердила я. – Этим занимается Александр Николаевич.

– Понимаю, – ответила Марья Гавриловна, не меняясь в лице. – В таком случае, нужно поставить в известность Максима Леонидовича.

– И я так думаю.

– Придется его разбудить.

– Придется.

Она развернулась ко мне спиной, собираясь направиться в комнату Колобка. Но вдруг споткнулась, остановилась и нерешительно спросила:

– А… Элла Сергеевна? Ее тоже разбудить?

– Это сделаю я сама, – ответила я мрачно.

– Да, – с облегчением согласилась домоправительница. – Я тоже думаю, что так будет лучше.

Я она неторопливо удалилась. Я проводила ее долгим взглядом.

Да уж. Тайны этого дома весьма прозрачны.

Я пошла в комнату Эллы. Как вы сами понимаете, спальни у них с Максимом были разные. Поэтому стучаться я не стала.

Вошла в комнату, подошла к окну и раздернула плотные шторы, которые горничная всегда закрывала на ночь.

Тусклые лучи раннего мартовского рассвета упали на лицо спящей Эллы. Ее ресницы чуть дрогнули.

– Эля! – позвала я.

Молчание.

– Просыпайся! – снова позвала я, не отрывая спины от подоконника. Господи, как же я не выспалась!

Элла недовольно пожевала губами, пробормотала что-то маловразумительное и перевернулась на другой бок.

Понятно. Без резких мер не обойтись.

Я подошла к кровати и бесцеремонно тряхнула подругу за плечо:

– Проснись!

Недовольное бормотание.

Я посмотрела на ночной столик. Там стояла чашка с водой и лежала упаковка снотворного.

Ясно. Сидим на барбитуратах.

– Стефан умер, – сказала я негромко.

Сначала она никак не отреагировала. Потом медленно перевернулась на спину. Открыла глаза и уставилась в потолок. Их выражение напомнило мне мертвые глаза человека, оставшегося лежать в соседнем доме.

– Повтори, – попросила Элла трезвым голосом. – Ты сейчас что-то сказала…

– Стефан умер, – повторила я очень внятно.

Еще минуту она лежала неподвижно. Потом завозилась и приподнялась на постели.

– Еще раз повтори, – потребовала она.

– Стефан умер.

Она стиснула зубы. Протянула руку в сторону, не глядя, пошарила по тумбочке. Наткнулась на чашку с водой, поднесла к губам.

Машинально допила оставшуюся воду, вернула чашку на место.

Я стояла молча, ожидая истерики.

Но истерики не последовало.

Элла посмотрела на меня абсолютно сухими глазами и рассудительно сказала:

– Тогда нужно подниматься…

– Нужно, – согласилась я, не смея поверить в такое везение. Обошлось!

– И одеваться.

– И одеваться, – согласилась я, чуть ли ни радостно.

– Встаю.

– А я пойду к себе. Умоюсь, – ответила я и направилась к двери.

Элла спросила вслед:

– Максим знает?

– Марья Гавриловна отправилась его будить, – ответила я на ходу.

Вышла из спальни приятельницы и пошла в свою.

Предстоит долгий и, видимо, неприятный разговор со следователем. Нужно хотя бы для приличия зубы почистить. Да и умыться не помешало бы.

Я открыла дверь своей комнаты и остолбенела.

В спальне царил ужасающий разгром. Ящики комода были вытащены, их содержимое разбросано по всей комнате.

Тот же кошмарный бардак творился и в гардеробе.

Спортивная сумка, в которую я запихала часть своих шмоток, стояла посреди комнаты. Ее содержимое небрежно свалили рядом.

– Ничего себе! – сказала я вслух.

Перешагнула через порог и остановилась.

Наверное, здесь ничего нельзя трогать. Я и не буду. Возьму только зубную щетку.

Я сделала один шаг вдоль стены, и нога моя наткнулась на что-то твердое.

Я шарахнулась в сторону.

У стены валялся обычный одноразовый шприц, наполненный каким-то лекарством.

Впрочем, возможно, это было не лекарство.

Возможно, это был яд.

Мне-то откуда знать? Это не мое!