Конь в пальто - Сергей Донской Страница 57

На деловые встречи Итальянец обычно выбирался в не менее любимом джипе «Лендровер». Знатоки, завидя две сверхмощные антенны, реющие над крышей джипа, завистливо цокали языками. По их прикидкам, электронная начинка вездехода стоила почти столько же, сколько стоил он сам до растаможивания. Аппаратура позволяла вести перехват телефонных разговоров, факсовых депеш, пейджинговых сообщений и даже слушать беседы в салонах соседних машин. Можно было, например, прикатить на переговоры, забыть в чужом офисе невинную на вид шариковую ручку, а потом отъехать на «Лендровере» за угол и услышать все, что принято говорить за спиной у человека. Сколько верных решений было принято благодаря этой маленькой военной хитрости! Сколько вражеских козней разрушено! Сколько удачных сделок совершено!

Давным-давно Итальянец обзавелся собственной разведкой, но спецрейсы на «Лендровере» иногда совершал в одиночку, по старинке. Подобными хождениями в народ, как известно, баловались практически все тиранищи, тираны и тиранчики.

По жизни Итальянец до тирана не дотягивал, а тиранчиком его не осмелилась бы назвать даже законная жена. И вообще его социальный статус был весьма неоднозначным. С одной стороны, большим людям республиканского масштаба представлялся он клопом, хоть и раздувшимся от крови, но маленьким и неопасным. С другой стороны, в своем регионе Итальянец был поистине грандиозной фигурой. Тут он стоял выше всех главных человеческих законов – государственных, моральных, мафиозных и божьих. Теперь это называется самоуправлением, хотя прежде имелось более точное определение – самоуправство.

Вот и выходило, что в своем ареале Итальянец значил больше, чем весь правительственный кабинет. Еще Ленин говорил о необходимости сильной власти на местах, и его мечта воплотилась в жизнь.

В миру Итальянец имел Ф.И.О. Александр Сергеевич Груднев, соответствующие анкетные данные, должность первого заместителя губернатора, членство в очень независимой, либеральной партии и благолепный статус неприкасаемого депутата. В местной прессе и телепередачах он – под мирским именем – преподносился оплотом отечественной экономики, родоначальником цивилизованного предпринимательства, светочем будущих инвестиций, надеждой рабочих, пенсионеров, учителей и крестьян. Это было приятно, не говоря уже об открывавшихся при этом поистине грандиозных возможностях.

Скажем, подпитываемые им неофициально профсоюзы поднимали шахтеров на всеобщую забастовку. Чумазые, голодные, злые мужики, месяцами не видевшие зарплаты, шли к «Белому дому», устраивали пикеты на дорогах, переставали добывать уголь и грозились перевешать ворюг начальников на фонарях. Когда ситуация доводилась до взрывоопасного уровня, скоренько создавалась специальная комиссия во главе с Итальянцем, вылетала в столицу и там рвала на себе одежды, скитаясь по высоким эшелонам власти. «Бу-уря, скоро грянет бу-уря! – стенали они. – Народный гнев вот-вот выплеснется на улицы шахтерских городов!»

Наверху начинался небольшой переполох, переходящий в панику. Оттуда требовали у зажравшегося Запада инвестиций в угледобывающую промышленность, сопровождая ультиматумы видеоматериалами о вышедшей из-под контроля забастовке. Капиталисты, опасаясь, что в дикой стране вспыхнет гражданская война, чреватая ядерными последствиями во всем мире, деньги давали – как бы в долг, который как бы подлежал погашению.

Половина финансовых подношений оседала в столице, а другую половину получали власти отличившейся области. Деньги здесь распределял Итальянец, и даже сам губернатор не знал, сколько будет отмерено ему за умение солидно надувать щеки. Но обычно вознаграждение бывало щедрым, поскольку игра только начиналась.

Теперь, по сценарию Итальянца, производился массовый отлов зачинщиков забастовки, вернее, тех нетрезвых активистов, которые громче всех матерились в мегафоны. Рядовые шахтеры разбегались по своим подземным норам и радовались, если получали зарплату за какой-нибудь месяц текущего года. Частично. На это уходила десятая часть выбитой в столице суммы. Остальные деньги уходили на закупку оборудования, поставляемого некой фирмой «Самсон», тайной любовью Итальянца. Шахты, курируемые им же, приобретали это оборудование по баснословно высоким ценам и рассчитывались с «Самсоном» углем – как раз по ценам, вполовину заниженным. В конечном итоге дармовые деньги обрастали все новыми дармовыми деньгами, и Итальянец брался, например, за развитие сельского хозяйства, которое без него просто загнивало на корню.

Имидж Итальянца от подобных махинаций совершенно не страдал, потому что его причастность к ним абсолютно не прослеживалась, ни при отдаленном, ни при ближайшем рассмотрении. Наивные обыватели все так же умилялись при виде его честного, открытого лица. А когда этот человек обещал позаботиться обо всех больных, голодных и убогих, толпы впадали в мечтательный транс, как на телесеансах незаслуженно забытого Кашпировского.

В народе любят сильных, грубоватых, в меру простецких мужиков. Груднев соответствовал. И ни у кого язык не поворачивался плохо отозваться об этом уважаемом человеке, ратующем за сильную власть и грозящем покончить с разгулом преступности в области.

Про разгул преступности не знали разве что малочисленные младенцы да выжившие из ума ровесники Великой Октябрьской революции. Сознательное население было в курсе, и каждый хотя бы краешком уха слышал, что город держит в руках полумифический Итальянец, перед которым Фантомас – жалкий фигляр. Кличку «Итальянец» произносили вполголоса, слагали про ее обладателя страшные байки и пугали ими должников. Самое забавное, что, выдвигая Итальянца в депутаты или внимая его речам, очень немногие осознавали, что перед ними – тот самый неуловимый мафиози, который то врагов под асфальт закатывает, то с главным прокурором в сауне парится. Одно слово – Итальянец. Поднаторели на своих сицилиях, понимаешь!