Все, что мы когда-то любили - Мария Метлицкая Страница 57

«Дай бог здоровья этой отвратительной тетке! – ликовал Журавлев. – Дай бог удачи и процветания! Заодно и девочке этой, красивой и глупой, пусть будет счастлива. Пусть у нее все получится, зла я ей не желаю. А то, что пожалел и пустил к себе, сам виноват. При чем тут она, эта дурында?»

Он даже Алке о Лиане не рассказал – стыдно. Опять понесет его и будет права! Алка всегда права, потому что умная. Это он идиот.

«Но все, все, проехали, – с облегчением думал Журавлев. – Освободились. А ты, Игорек, все-таки думай. Мальчик-то взрослый, пора, друг. Пора».

Кира появилась месяцев через восемь после освобождения от Лианы. Кира, Кирюха.

* * *

Пытаясь уснуть, Журавлев лежал в гамаке, но Тамара чем-то гремела в сарае. «Вот ведь приспичило, – злился он, – неужели попозже нельзя?»

Но если Тама что-то вобьет в свою упрямую голову, отговаривать ее бесполезно. Нагремелась и пошаркала к забору. Калитка хлопнула. Ага, пошла по соседям. Тимур с Наной и Оксана – самые близкие и единственные, с кем Тама общалась.

Тимур, который коптил бастурму, в юности был влюблен в Таму, Нана – его ревнивая жена, а Оксана – просто подружка.

С Тимуром и Наной все исключительно по делу, накоротке. Нана злится, так зачем нервировать хорошую женщину? А Оксана – подружка, с ней – новости и сплетни, жалобы на жизнь и здоровье, воспоминания о молодости, в общем, душевное общение. Оксана была одинокой, пьющий сын утонул лет двадцать назад, осталась внучка, которую Оксана не признает, – непохожа. Дура, конечно. Признала, была бы одна родная душа. А так никого. Чего рогом уперлась?

Сейчас Тама с Оксаной выпьют чашки по три кофе, съедят полторта, а вечером Тама станет жаловаться на давление и высокий сахар.

Во дворе стало тихо.

«Да, – подумал Журавлев, – совсем неохота в Москву. Навалится все и сразу, все неразрешенные дела, долги, душевные и моральные, выяснение невыясненного и давно выясненного, а это Кира и Лола, чтоб ее».

А еще Алкины справедливые жалобы на дочь. Но помочь ей Журавлев не может. Милка человек взрослый, живет по своим правилам, упрямая как осел, и это в него, как утверждает Алка. И спорить с ней глупо, он и сам знает, что упрямый осел. В Москве работа, по которой он совсем, увы, не соскучился. И снова поиск халтуры, чтобы хватило и Милке, и Кире, и немножко ему. И снова этот двор и подъезд, пропахший мочой и скандалами, пустые глаза, смотрящие ему вслед, и холодный шепоток осуждения. Гремящий по ночам холодильник, который давно пора заменить, но неохота. Ничего неохота. Все опостылело, все. И осень, и бесконечная нескончаемая зима, и хлюпающая грязь под ногами, и тянущийся холодок из-под рассохшихся рам, и крики соседей, и вечная бубнящая муть по телевизору.

Кусок колбасы и подгоревшая яичница, всегда переваренные, развалившиеся пельмени, и крепкий чай, от которого потом не уснуть. Да нет, не спит он не из-за чая, тоже мне причина! Не спит он из-за себя. Потому что жизнь до смешного предсказуема, бессмысленна и неинтересна, скучна и тосклива. Он знает все наперед, и ничего не изменится, ничего. Слаб он в коленках, как говорила Алка, такой характер. А главное – нет у него воли. Да, воли и желаний. Он трус и сам это знает. Ему всегда было легче махнуть рукой и послать все подальше – пусть катится, как катилось, лишь бы не трогали, не доставали.

Остаться еще на неделю, на две? И что это изменит? Ничего. Остаться навсегда? А что, это мысль! Тамара ему не откажет. Нет, у Тамы на первое время, а там он снимет угол, комнату, часть домика. Правда, тут нет работы… Работы по его профессии. Хотя, как говорил учитель Моисей Семенович, хороший фотограф всегда заработает на кусок хлеба. А умный фотограф – на кусок хлеба с маслом. Да, если покрутиться, постараться, наладить контакты и связи, устроиться можно. Только ему неохота крутиться и налаживать связи, вот в чем проблема.

Можно заняться чем-то другим. Но он безрукий и очень ленивый. Как Тимур, кормиться хозяйством? Тимур продает вяленое мясо, копченых кур, баранину, перепелов. Нана варит сыры. А какой из него хозяин? Хозяин из него как из говна пуля. Он человек городской, московский. Что он будет делать здесь, в деревне? Ходить в горы? Ну это только если погода. А зимой? Зимой здесь бывают и снег, и морозы – горная местность. А значит, дрова и печь. Нет, какой из него сельский житель – смешно. Это так, для веселья, для развлечения заезжих гостей – собрать каперсы, почистить орехи, натрясти вишен. Так что собирайтесь, Игорь Алексеевич, в путь-дорогу! И наконец усвойте, поменять жизнь вам слабо. Не того вы, сударь, калибра.

«Завтра проверю колеса, масло и все остальное. Накануне заправлюсь. Еду наверняка соберет Тама. Покупать что-то готовое – нарваться на скандал и смертельную обиду. Да, Тамрико просила почистить фундук и снять груши. Это ерунда, пару часов, я все успею. Напоследок – тоже завтра с утра – схожу в горы. Попрощаюсь. Может быть, навсегда. Да, еще не забыть взять Тамарины рецепты на лекарства и купить их в Москве, здесь таких нет. Там же, в столице, куплю Таме подарки – духи, красивый платок, теплый халат. Кстати, какой у нее размер? Спросить неудобно. Ладно, я все-таки фотограф, у меня же глаз.

Обидно, что книжку не успел дочитать – любимую детскую книжку, «Кортик». Попросить у Тамары с собой? Да нет, неудобно – у нее внуки, а тут я, взрослый дурак».

Журавлев продолжал себя ругать.

А что он успел в своей жизни? Да ничего. Дочка? Ну да. Правда, сил на нее он потратил немного. Хорошие отношения с бывшей женой? Это заслуга Алки, а уж точно не его, это она друг и умница. Кира? А разве он ей чем-то помог? У своих на кладбище не был три года… сволочь.

Когда-то его называли талантливым и перспективным фотографом, прочили славу фотокорреспондента. Он даже пять лет проработал в хорошем журнале. Хвалили его репортажи. Пару раз он участвовал в фотовыставках. Его имя тогда прозвучало. И что? Какой выхлоп? Да никакого.

Да, фотограф он неплохой. Был неплохим. А сейчас обычный халтурщик: детские сады, школы, выпускные, свадьбы, юбилеи. А ведь когда-то колесили по стране, искали интересное! Он и вправду повидал почти всю страну – огромную, такую разную! Байкал, Якутия, Уральские горы. Магадан, Белое море. Ставропольские степи, Поволжье, Дальний Восток, Хабаровск, Приамурье. Было дело по молодости. Был интерес. Кайф был, стимул – вот что было! Все увидеть, запечатлеть, показать другим. А сейчас ничего нет – ни кайфа, ни стимула. А есть только лень и тоска.

Ладно, прочь дурацкие мысли. Как баба, разнюнился. Стыдоба. Все, собрался, встал – и вперед! Что там у нас? Груши, фундук? Отлично! Тама придет, а он вон какой молодец! Порадует свою старушку-подружку, сорвет парочку аплодисментов и слов восхищения.

А большего он и не стоит.

* * *

Киру он встретил через несколько лет, после дурацких историй с Полиной и Лианой.

Первое, что пришло в голову: какое странное, необычное лицо! Вроде светлоглазая блондинка, а скулы и глаза азиатские. Выяснилось, Кирина бабка – калмычка, отсюда и высокие скулы, и небольшая раскосость. Вкупе со светлыми глазами и волосами выглядело это забавно и необычно.