Перстень Иуды - Сергей Куликов Страница 57

– Как на одной удаче можно добиться такого успеха? – Герман был искренне удивлен.

– Есть вещи, на которые просто невозможно дать ответ! – Генрих опустил на стол бокал, затянулся сигарой, откинул назад голову и стал пускать тонкие круги дыма вверх к потолку.

– Головокружительная карьера отца – загадка для всех. В 1863 году он взял в кредит несколько тысяч марок и отправился в Россию: хотел скупить антиквариат и с выгодой перепродать. Мама говорила, что он уехал в пальто, шляпе и с тросточкой, в саквояже лишь смена белья. А назад вернулся без антиквариата и без денег, только с каким-то перстнем. С этого момента все и пошло-поехало. Каким-то непостижимым образом он стал владельцем мыловаренного завода…

Генрих допил коньяк и затянулся сигарой.

– Потом этот первый заводик по переработке нефти. Потом производство автомобилей. Потом самолеты. Самое новое, самое перспективное – все шло ему в руки! И успех достигался во всем, за что он брался!

– А он вам как-то объяснял свою удачу? – Герман переводил взгляд с одного брата на другого.

– Нет, – Вилли покачал головой.

– Я как-то спросил, – Генрих затушил сигару. – Он только рассмеялся и сказал, что секрет заключен в перстне Иуды. Пошутил, конечно!

– Тот перстень, что отец всегда носил на мизинце?

– Ну да.

– А может, это не шутка? – вступил в разговор Вилли. – Он с ним никогда не расставался. Вы будете смеяться, но я все чаще думаю, что перстень приносил ему удачу.

– Не знаю, – пожал плечами Генрих. – В это трудно поверить. Отец говорил, что после его смерти он достанется мне. Но я так и не испробовал его чудодейственной силы.

– Забавно, – хмыкнул Вилли. – Но буквально за пару месяцев до своей гибели он мне сказал то же самое!

– Не понимаю отца, – Герман встал с кресла и забегал по комнате. – Выходит, это кольцо он обещал каждому из нас?

Генрих тоже поднялся.

– Получается так, мой мальчик. Ты просто плохо знал своего папочку. – И хотя грех сегодня плохо отзываться о покойном, он был очень своеобразным человеком. Смеяться над всеми, унижать людей было для него любимым занятием. Там, где появлялся отец, неизменно возникали склоки и неприятности. Вы скажите, он нас-то любил? Еву – да, любил. Наверное, потому, что долго ждал ее появления. А нас – нет!

– Мама говорила, что таким он стал после возвращения из России. – Вилли вновь наполнил коньяком бокалы братьев. – Я все хочу спросить, у кого теперь находится это чертово колечко? У тебя, Генрих?

– С чего ты взял?

– Тогда, значит, у тебя, Герман?

– Ты что! Я видел это кольцо в последний раз, когда вернулся на каникулы. Это было за неделю до его гибели. А мама не говорила, где оно?

– Я спрашивал, – Вилли вновь закурил. – Она сказала, что не помнит, не обратила внимания. Да оно наверняка осталось на нем, он ведь с ним никогда не расставался.

– А почему его не сняли с пальца перед захоронением? – спросил Вилли. – А ну-ка Герман, давай восстановим первые часы гибели отца. Ведь ты с мамой был дома, когда это все произошло.

– Да я уже тысячу раз рассказывал, – начал Герман…

* * *

…Пятнадцатого мая 1893 года Герман встал рано и до завтрака принялся играть в теннис у стенки. Часов в восемь он увидел отца – тот необычно быстро шел к своему новенькому «Бенцу». Герман окликнул его, но отец только взглянул на сына и молча стал садиться за руль. Механик было поспешил к нему и спросил, не надо ли вызвать шофера. Но гер Браун только отмахнулся от него и завел мотор.

За столом во время завтрака Генрих спросил у матери, что могло случиться?

– Яне знаю, куда он умчался, и очень обеспокоена, – ответила Герда Браун. – Дворецкий сказал, что Фридрих уехал до завтрака и выглядел очень озабоченным.

Герман в одиннадцать собирался ехать с друзьями на пикник. Но именно в это время дворецкий доложил, что прибыл какой-то полицейский чин и непременно хочет увидеть фрау Браун. Полицейский долго прокашливался, извинялся и в конце концов заявил, что около девяти утра на Цюрихштрассе произошло ужасное происшествие: «Бенц» фон Брауна на большой скорости врезался в бетонное ограждение и сгорел дотла. Человек, сидевший за рулем, так сильно обгорел, что требуется его опознать.

Герда сразу же потеряла сознание, а Герман хаотично заметался по залу: он был в полной прострации.

На другой день мать и сын Брауны отправились в городской морг. Герда осталась снаружи, а Герман вошел в пропахшее формалином, горем и смертью помещение. Старый патологоанатом говорил какие-то слова, но он ничего не слышал. Тело, покрытое простыней, лежало на металлической тележке.

– Вы готовы, молодой человек? – спросил врач.

Герман кивнул, и санитар поднял простыню, покрывавшую голову трупа. Практически вся она была обугленной. Зрелище было чудовищным. Герман, помимо воли, сделал пару шагов назад.

– Яне могу сказать, кто этот человек, – пролепетал он.

– А вы зайдите с другой стороны, – посоветовал патологоанатом, – там есть одна характерная особенность.

Борясь с подступающей дурнотой, Герман обошел стол-каталку. Левую нижнюю часть лица пламя пощадило, и молодой человек увидел под ухом большое родимое пятно. Герман отвернулся и отошел в сторону:

– Да, это отец. Я узнал его по характерному родимому пятну.

– Вы уверены?

– Абсолютно. Это Фридрих фон Браун, – сказал Герман и поспешил к выходу.

Потом был большой съезд родни, близких, друзей, возгласы, стенания, слова соболезнований, общая растерянность. Отпевали фон Брауна в закрытом гробу, в костеле, была скорбная речь священника… На траурной церемонии присутствовали некоторые члены правительства, многие воротилы германской экономики. Фридриха похоронили в семейном склепе, который за год до того был построен по настоянию Герды Браун. Ее мужу пришлось лечь под тяжелую каменную плиту первым, чтобы дожидаться прихода остальных Браунов. Впрочем, уже через год с небольшим плиту вновь подняли, чтобы положить к мужу его жену…

* * *

– Так ты руки отца не видел? – спросил Генрих.

– Таким образом, есть все основания считать, что перстень остался у него на пальце, – задумчиво произнес Вилли.

– Если он не приглянулся кому-нибудь из похоронного бюро, – заметил Герман.

– Не думаю, что кто-то мог присвоить перстень Фридриха фон Брауна, – продолжил Вилли. – Побоялись бы…

– А чего им было бояться?! Ясно, что гроб никто открывать не станет, а о перстне у них не спросили…