Акведук на миллион - Лев Портной Страница 56

Сергей Михайлович руководил застольем. За прошедшие сутки он остриг волосы, сбрил бороду, обнажив впалые, серые щеки, однако глаза блестели живым огнем, и Мартемьянов выглядел, как безнадежный больной, вдруг пошедший на поправку.

Его супруга, Наталья Георгиевна, влюбленными серыми глазами следила за каждым движением мужа и, кажется, за свою судьбу ежесекундно благодарила Бога.

Кроме них, на ужине присутствовала представительная дама, помещица Поцелуева-Горева, оказавшаяся старшей сестрой Сергея Михайловича. Я подозревал, что Амалия Михайловна приехала поинтересоваться завещанием брата, считавшегося пропавшим. Последний оказался жив, о материальном наследстве речи не шло, и теперь помещица мечтала увезти с собою в имение что-нибудь для души. Она бросала томные взгляды на отставного штабс-капитана Репу и рассказывала о чудных соленьях, заготовленных на зиму в ее Гореве.

— Филипп Юрьевич Пескарев — из последнейших подлецов, — сказал Сергей Михайлович и осенил себя крестом: — Прости, Господи.

— Серж, все кончено, все позади, не стоит о нем. — Наталья Георгиевна накрыла ладошкой руку Мартемьянова.

— О мертвых, конечно, либо хорошо, либо… — Сергей Михайлович сокрушенно покачал головой. — Тут случай особый. Подлец был, подлец! Даром что отставной офицер…

— А о ком, собственно, речь? — всколыхнулась телесами помещица Поцелуева-Горева.

— Об изверге, Амели, мы говорим о сущем изверге, — ответил сестре Сергей Михайлович.

Амалия Михайловна закатила глаза, видимо рисуя в воображении картину, как этот изверг выглядел бы в ее имении, как смягчилось бы его сердце на соленых грибочках.

— Простите, а вы не знаете, в каком полку служил господин Пескарев? — спросил я.

— В Санкт-Петербургском драгунском, — ответил Мартемьянов.

— Где?! — Я едва не уронил серебряную вилку.

— Чему вы так удивляетесь, милостивый государь? — пожал плечами Мартемьянов. — Словно среди петербургских драгунов не может сыскаться отъявленного негодяя.

Я перевел взгляд на Якова, и тот глубокомысленно кивнул. Краем глаза я заметил, как взор Амалии Михайловны совсем затуманился. Отставной штабс-капитан чуть слышно промолвил:

— Ах, вышло все плохонько как!

— Нужно немедленно мчаться к графу Строганову. — Я не мог найти себе покоя. — Потребовать освобождения Алессандрины!

— Не горячись, друг мой, не горячись, — покачал головою Яков. — Нужны более веские доказательства вины Балка, чем тот факт, что они с Пескаревым были сослуживцами. В противном случае графине вы не поможете, а перед противником раскроетесь.

После ужина мы с Сергеем Михайловичем отошли к ломберному столику. Жаклин и Яков Репа проводили меня взглядами, в которых застыл немой упрек. Барышня осталась разочарована, а отставной штабс-капитан брошен наедине с помещицей Поцелуевой-Горевой.

— Вспомните, Сергей Михайлович, — попросил я, — что вам известно о сослуживцах Пескарева? Это крайне важно!

— Многого он не рассказывал, — пожал плечами Мартемьянов. — Покойный император Павел Петрович перевел Пескарева из драгун в Москву, в инженерный корпус под начало Иоганна Герарда…

— Герард оставался в неведении, в этом я уверен, — промолвил я.

— Да и в инженерном корпусе Пескарев был недолго, подал в отставку и поступил в университет. Он, знаете ли, всегда увлекался химией…

— Знаю-знаю, — кивнул я.

Никаких более полезных сведений выудить из Мартемьянова не удалось. И как только позволили правила приличия, мы с Яковом откланялись. Сергей Михайлович взял с меня слово хоть изредка, а навещать их. Амалия Михайловна на прощание жеманно подала отставному штабс-капитану пышную ручку, Яков приложился к запястью, и помещица тоненько захихикала.

— Мой друг и тетушка Амели прекрасно смотрятся рядом, — шепнул я Жаклин.

— Принцесса Бакбук нашла своего Пантагрюэля [33], — согласно ответила девушка.

И я подумал, что при других обстоятельствах к этой барышне стоило б присмотреться внимательнее.

Мы сели в экипаж, Яков велел кучеру везти в Немецкую слободу, щелкнул кнут, и карета тронулась. Черные сумерки, сгустившиеся вокруг, тут и там разрывали костры, подле которых грелись извозчики и разносчики пирожков. Несмотря на поздний час, по улице двигалось еще несколько экипажей.

— На том конце Петровки театр Медокса, — объяснил Яков.

У ворот Высоко-Петровского монастыря образовалось столпотворение. Наша карета катилась все медленнее и медленнее и, наконец, вынуждена была остановиться. Подле нас раздался зычный голос:

— Сбитень! Сбитень! Горячий сбитень! Пили все, даже дядя Митя!

— Ну, поскорее же, черт подери! — рявкнул я и ударил в стенку кареты.

— Да уж, с графиней де ла Тровайола вышло плохонько, — повторил Яков. — Но ничего, друг мой, ничего. Ее переведут в Санкт-Петербург, так сказал граф Строганов, а там уж я позабочусь, чтобы условия у нее были хорошие.

— О чем ты говоришь?! — вскипел я. — Нужно добиться немедленного освобождения ее…

— Мы добудем доказательства, — ответил Яков, — и тогда…

Он не договорил. Задребезжало стекло в окне кареты с моей стороны.

— Кто тут еще?! — воскликнул я и приоткрыл дверцу.

Возле кареты стояла фигура в монашеском одеянии.

— Люди добрые, православные… — протянул скрипучий голос.

В темноте я не разглядел, но звериным чутьем уловил, что попрошайка вытаскивает что-то из-за пазухи. Не размахиваясь, я выбросил кулак в лицо «монаху». Удар получился несильным, но на мгновение ошеломил его, а я кинулся на незнакомца, стараясь перехватить руку. Он отпрянул в сторону, но я успел уцепиться за него и вывалился из кареты. «Монах» не удержался, мы опрокинулись наземь, слякоть брызнула во все стороны, громыхнул выстрел.

Заложило уши, но боли я не почувствовал — нападавший промахнулся. Мелькнула мысль о Якове: я надеялся, что пуля не досталась ему.

Противник врезал мне кулаком, я едва увернулся, удар пришелся вскользь по уху, но по его силе я понял, что в рукопашном бою с «монахом» не справлюсь. Я откатился в сторону, вскочил на ноги, выхватил шпагу. Но противник настиг меня и здесь. Он ударил рукоятью пистолета по моей кисти, да так ловко попал, что пронизанная болью рука мгновенно онемела, шпага выпала.

Я отбежал в сторону и поравнялся с мужиком-сбитенщиком, занявшим выступавший из лужи камень.

— Сбитень, сбитень, — бормотал он машинально, наблюдая за схваткой.

Я сорвал с мужика переметную сумку. Она оказалась тяжелой, видимо, разносчик недавно начал торговлю.