Ночной поезд в Мемфис - Элизабет Питерс Страница 56

Мэри съежилась на земле словно комок легкой зеленой ткани и спутанных темных волос. Джон рывком поставил ее на ноги:

— Давай убираться отсюда!

— Разве мы не подождем, пока приедет полиция? — проквакала я сдавленным голосом, сдерживая тошноту.

Джон не потрудился ответить. Волоча за собой спотыкающуюся жену, он уже удалялся, как всегда, возглавляя побег. Шмидт дернул меня:

— Он прав, стрельба может возобновиться. Пошли, здесь мы уже ничем не поможем.

Кажется, с этим были согласны все. Крича и толкаясь, люди хлынули к выходу. Истинное количество их ошеломило даже стражей, которые, впрочем, выглядели не менее потрясенными, чем посетители. Они беспорядочно размахивали винтовками, а один палил в воздух — надеюсь, что в воздух. Если они хотели остановить паническое бегство, то нисколько в этом не преуспели; услышав выстрелы, люди обезумели еще больше. Толпа вырвалась на автостоянку, нас вынесло вместе с ней.

Джон материализовался из пустоты, схватил Шмидта за воротник и закричал:

— Сюда!

Эд стоял возле машины. Увидев нас, он открыл заднюю дверцу и энергично замахал большим, тяжелым, смертоносным предметом, который держал в правой руке:

— В машину! Поехали!

Джон, все еще держа Шмидта за воротник, приподнял его над землей и буквально вбросил в машину, затем пинками погнал туда же меня, наступая на пятки. Запихнув вышеозначенные пятки вместе с ногами, которым они принадлежали, в салон автомобиля, он прыгнул туда сам. Дверца с треском захлопнулась, и машина рванула с места.

В конце концов мы кое-как разобрались с нашими руками и ногами. Эд сидел впереди, рядом с шофером. Пистолета больше видно не было. Мэри скорчилась в уголке; глаза ее были широко открыты, но взгляд оставался неподвижным, словно остекленевшим. Ее прелестное платье измялось и покрылось пылью. Пристроившись на откидном сиденье напротив нас, Джон пальцами расчесал взъерошенную шевелюру. На нем не было ни царапинки, так же, впрочем, как и на Шмидте, благоразумно сумевшем упасть на меня. Я же испачкала кровью всю дорогую бархатную обивку автомобиля Лэрри.

Я ожидала, что последует визит, если не реприманд, со стороны полиции. Но мне следовало бы догадаться, что по отношению к такой персоне, как Лэрри, подобная вульгарность здесь недопустима. Шмидт сидел в моей комнате и умолял позволить ему намотать ярды бинта на мои израненные ноги и руки, когда слуга постучал в дверь и, войдя, сообщил, что хозяин ждет нас на террасе, где приготовлены напитки.

Все остальные уже собрались там. Мэри переоделась. Теперь она была в белом — и с греческими сережками. Лэрри засуетился, увидев мои ссадины, но я пресекла поток его сочувствий:

— Это всего лишь царапины и ушибы. Со мной все в порядке, чего не скажешь о бедном Жане Луи. Это ведь был он, правда? Я не... не совсем уверена.

— Так мне сообщили. На нем, разумеется, была представительская карточка.

Оставаясь в любых обстоятельствах безупречным хозяином, Лэрри, прежде чем сесть в кресло, подал мне стакан, а затем прикрыл ладонью глаза:

— Содрогаюсь при мысли, что придется сообщить об этом его родителям. Они так гордились им.

По щеке Шмидта скатилась слеза.

— Furchtbar [48], ужасно, страшно. И именно в тот момент, когда сбылась его заветная мечта. Что вы теперь будете делать с Институтом, Лэрри?

Одетый с иголочки, вальяжно развалившийся в кресле Джон произнес, растягивая слова:

— Говорят, у каждого облака есть свой серебряный ореол. Кажется, нынешний ореол — для Фейсала. Или вы собираетесь назначить директором кого-нибудь другого?

Даже Лэрри с трудом удалось сохранить любезное выражение лица при этих жестоких словах. Он лишь коротко ответил:

— Фейсал, разумеется, займет эту должность. Сейчас он будет здесь. Нам нужно обсудить множество дел, поэтому я оставлю вас, когда он придет, заранее прошу меня извинить.

— А террористов поймали? — спросила я.

— Еще нет. Там была большая неразбериха. Полиция произвела облаву и арестовала...

— Наиболее вероятных подозреваемых, — тихо сказала я. Из того, что я знала о следственных органах госбезопасности, можно было заключить, что ничего хорошего «наиболее вероятных подозреваемых» не ждет.

Джон поставил стакан на стол и встал:

— Пожалуй, пойду поплаваю. Кто-нибудь со мной?

Мэри отрицательно покачала головой. Шмидт с сомнением произнес:

— Мне кажется, это не совсем уместно.

Заложив руки в карманы и насвистывая, Джон неторопливой походкой направился в дом. Слух у него безукоризненный. Я узнала мелодию «Смерти на шоссе». Сегодня он превзошел самого себя по части бестактности. В отличие от того, о чем поется в этой песне, в нашем происшествии виски не было, зато было много крови. И я не слышала, чтобы кто-то молился.

Лэрри попытался освободить Шмидта от угрызений совести:

— В конце концов вы едва знали беднягу...

Но Шмидт не пошевелился. Я не хотела бы, чтобы у кого-то создалось впечатление, будто он недостаточно чувствителен, но, подозреваю, что им руководили не только соображения приличий. Видимо, желание поесть, выпить и получить побольше информации было еще сильнее. Отдавая должное закускам, он засыпал Лэрри вопросами. Ранен ли кто-нибудь? Установлено ли, с какой целью совершена террористическая акция? Где была заложена бомба и как приведена в действие?.. Бленкайрон не знал ответов. Наконец слуга сообщил, что Фейсал ждет Лэрри в кабинете, и тот, извинившись, вышел. Шмидт решил, что теперь не грех и искупаться. Поскольку я не могла решить, что лучше: вести задушевную беседу с беременной женой или любоваться великолепными мускулами мужа беременной жены, то удалилась к себе в комнату.