Одесский листок сообщает  - Николай Свечин Страница 55

К Лыкову в номер пришел озабоченный штабс-капитан Продан.

– Алексей Николаевич, непредвиденное обстоятельство. Я только что встретил одного человека в обувном магазине Кукуричкина.

– И что с того?

– Его зовут Владимир Александрович Никонов, он прокурор Нижегородского окружного суда. Мы с ним дознавали дело об убийстве кадета Аракчеевского корпуса в летних лагерях. И вдруг Никонов здесь, в Одессе… Хотел кинуться ко мне с объятьями, я жестом предупредил: тихо, молчи! Он человек сообразительный, прошел мимо. Но надобно ему объяснить. Выручайте. А то опять встретимся, и что тогда? Я ведь в городе по мобилизационным делам, а не по шпионским.

– Понял, сделаем.

В адресном столе сообщили, что статский советник Никонов остановился в гостинице «Франция» на Дерибасовской. Приехал из Нижнего Новгорода на грязи. Днем, когда прокурор отправился на прогулку, к нему подошел Азвестопуло с газетой в руке. Ткнул пальцем в страницу и тихо сказал:

– Добрый день, Владимир Александрович. Игорь Алексеевич Продан извиняется за ту встречу в магазине.

– А вы кто?

– Тоже секретный человек. Если увидите Продана, пожалуйста, делайте вид, что не знакомы с ним. Так надо.

Статский советник сообразил мгновенно. Он демонстративно уткнулся в объявление в поданной ему газете, а сам сказал с легкой насмешкой:

– Финти-фанты, кремлевские куранты… Все понял. Игорю Алексеевичу привет.

Два господина вежливо приподняли шляпы и разошлись.

Только разобрались с прокурором, как случилось новое событие. Сергей сидел в дежурной комнате сыскного отделения и, говоря одесским языком, телефонил.

Он обзванивал участки и запрашивал сведения о происшествиях. Лыков в кабинетике Черкасова играл с ним в шашки.

Было тихое приятное утро. Вдруг Андрей Яковлевич спросил командированного:

– А помните немца, что торговал запрещенными лотерейными билетами?

– Обер-ефрейтора? Кличка Белокурый?

– Да, Вернера Гереке.

– Помню, и что?

– Он на связи у Жука. Вчера сообщил любопытную новость. Получен приказ от германского вице-консула: отобрать к первому июня шесть лучших стрелков.

– Первое июня завтра.

– Я помню. Вот скажите мне, Алексей Николаич, зачем немчуре в нашем мирном городе лучшие стрелки?

Лыков задумался:

– Полагаете, на меня объявили охоту?

– Допускаю.

– Но как вы себе это представляете? Шесть человек придут с ружьями на плече в Одессу? Их задержит первый же городовой.

– Да они уже здесь, – настаивал главный городской сыщик. – Прописаны как обыватели. Гереке вон поселился на Раскидайловской улице. Его вызовут, вручат винтовку и дадут приказание. Только он уже не успеет сообщить нам какое.

– Пугаете вы меня, Андрей Яковлевич.

– Ничуть. Последнее покушение показало что? А то, что Балуца перешел под германскую руку. Думаю, это он стрелял в вас из авто. А за рулем сидел немецкий шофер. То-то мы никого не нашли, у всех алиби – колбасники своих не выдают.

Разговор начал надоедать Лыкову, и он сменил тему. Понятно, что одесситы спят и видят, как бы быстрее спровадить командированного домой. Вон уже и германские стрелки в ход пошли…

Дверь открылась, и в кабинет заглянул Азвестопуло:

– Алексей Николаевич, вам письмо принесли.

– Кто?

– Курьер.

– Давай сюда.

Сыщик принял пакет, осмотрел. Тонкий конверт – видать, внутри совсем короткая записка. Помета: «Кс ^[78] Лыкову лично в руки». Обратного адреса нет.

Он согнул конверт пополам, сунул в карман и продолжил игру. Что-то подсказало питерцу, что вскрыть письмо лучше без свидетелей. Только через час он смог это сделать.

К тому времени Лыков с Азвестопуло сидели на веранде все той же кофейни в огромном доходном доме Либмана. Алексей Николаевич распечатал письмо, вынул куцый листок и прочитал:

– «Ваш враг прячется на Сухом лимане в доме Оренгезе. Поторопитесь. Добрый христианин».

Сергей выслушал, отобрал у шефа конверт с запиской и внимательно осмотрел их.

– Никаких подсказок не оставил. А еще добрый.

– Что такое Сухой лиман? – нетерпеливо спросил коллежский советник.

– Его еще называют Клейн-Либентальским. Самый дальний и самый мелкий из пригородных лиманов. Поэтому концентрация соли там всех ниже, зато вода нагревается быстрее, чем в других.

– А что за дом Оренгезе?

– Понятия не имею, – пожал плечами грек. – Надо ехать, смотреть. Но…

– Что? Говори.

Сергей помялся и сказал:

– Считаю анонимку правдоподобной. Балуца попросил убежища у немцев. А там как раз они и обосновались. На одном берегу лимана поселок Клейн-Либенталь, откуда, кстати, родом бывшая жена капитана Двоеглазова. Три тысячи жителей, большое селение! А на другом берегу колония Александровка, иначе Арнаутское. Там семьсот человек проживает. Есть где спрятаться.

– Но в письме говорится о самом лимане и каком-то особом доме.

– Наведем справки в уездном полицейском управлении.

Лыков задумчиво пил кофе, потом спросил:

– Говоришь, Сухой лиман всех дальше от города?

– В пятнадцати верстах. И меньше всех заселен. Только одно частное гидропатическое лечебное заведение, еще рядом ресторан. В Андреевском и Хаджибейском лиманах гораздо более людно и шумно. А почему вы спрашиваете?

– Да Черкасов сейчас рассказал. Освед Гереке – помнишь такого? – сообщил: германский вице-консул зачем-то приказал собрать к завтрашнему дню шесть лучших стрелков из колонистов.

– Так-так… Дорога вдоль моря, народу мало… Из винтовок нас можно расстрелять на расстоянии. Мы со своими пистолетиками опасности не представляем.

– Но средь бела дня! В пятнадцати верстах от Одессы. С трудом верится.

– Запросто. Каждый выпустит пачку ^[79] беглым огнем, и из нас сделают решето. Сядут в заранее приготовленные экипажи – только их и видели. А там по цепочке: Гросс-Либенталь, Мариенталь, Иозефсталь, Петерсталь – соотечественники спрячут.