Когда умирает ведьма - Владимир Гриньков Страница 55

Майор Пахарь не стал покупать пошлых цветов и шампанского, а пришел к Катерине налегке, справедливо расценив ситуацию как неординарную, где главное будет — убедить словами, а любая бестактность в виде тех же легкомысленных цветов способна вызвать только отторжение, и ничем хорошим это не кончится.

Поднявшись к знакомой двери, он позвонил, вдова открыла, и он с первой секунды понял, что действует верно.

— Вячеслав Сергеевич! Миленький! — выдохнула вдова, бросилась к нему, прижалась. — Как я вас ждала! Ну что ж вы так долго не шли, я уже вся извелась!

— Я же н-не забываю тебя, К-Катя, — бормотал Пахарь, тронутый до слез. — Я п-пришел. Ну что ты! Ну не н-надо!

А она прижималась крепко, и майор расчувствовался. Все он ей сегодня скажет. Надо сказать. Можно сказать. Между ними давно уже существует та незримая связь, о которой двое не говорят до поры, не смеют, не решаются, но оба чувствуют это возникшее между ними неуловимо-эфемерное, и оба старательно это свое знание друг от друга таят.

— Пойдемте, — шептала Катерина, увлекая гостя в квартиру. — Я так вас ждала! Вы не звонили!

Последние слова прозвучали укоряюще.

— Я не решался, — честно признался Пахарь. — Я оказался в т-такой ситуации… Когда д-должен был п-принимать решение… Не т-только за себя… То есть т-только за себя, к-конечно, потому что с-свое решение должен п-принять и второй че-человек…

Он волновался, и не сразу находились нужные слова. Вдова терпеливо ждала, и обнаруживаемая в ней майором благосклонность придавала ему уверенности.

— Я п-пришел для разговора с т-тобой, Катерина. Ты в-выслушай меня, не п-перебивай, потому что м-мне трудно г-говорить, я волнуюсь…

— Я вижу, — мягко сказала вдова.

Майор не удержался, взял ее руку, порывистым движением поднес к своим губам и поцеловал благодарно.

— К-Катенька! — заговорил он с несвойственной ему горячностью. — Я м-много думал, прежде чем с-сказать тебе, что мы д-должны быть вместе! Я от-относился к тебе как к-к просто красивой женщине, пока не п-понял, что я об-божаю тебя, родная м-моя! Я хочу б-беречь тебя и любить т-тебя, мне н-ничего больше в этой ж-жизни не нужно — т-только, чтобы т-ты б-была рядом со мной! Я понимаю, в к-каком ты сейчас с-состоянии. Я п-понимаю, что не имею п-права сам сп-пешить и не имею п-права т-торопить тебя, но я хочу, чтобы ты уже сейчас з-знала, что мы когда-то будем вместе. Мы оба к-к этому должны г-готовиться, это б-большой труд для нас об-обоих и тяжелый к-крест, но мы все в-вынесем, если б-будем вместе…

— А как же Павлик? — спросила вдова и посмотрела вопросительно, словно она сама не знала, как ей с самой собой договориться, и вся надежда была только на Пахаря.

— П-Павлик, — пробормотал майор, сбившись с мыслиПо-по поводу Павлика. Да, я то-тоже об этом думал, К-Катенька. Мне все в-время к-кажется, что он нас в-видит… Оттуда…

Он показал куда-то в потолок.

— Видит, — завораживающим эхом отозвалась вдова.

— И я всегда стараюсь делать т-так, — сказал Пахарь, — чтобы он знал, что ты не од-дна, что т-тебя защитят, что тут есть к-кому о тебе позаботиться. Я ведь еще вот п-почему к тебе с этим п-предложением п-пришел, — заговорил он увереннее, собрав, наконец, воедино разбежавшиеся было мысли. — Это и ради п-памяти Павлика тоже. Он мой б-боевой т-товарищ, мы ж в-вместе, Катенька, ты п-помнишь, это же служба. Т-там один за всех, и все за одного, это не п-пустые слова, п-поверь, это закон нашей жизни.

Тут его красноречие иссякло и он умолк. Вдова тоже молчала. Пахарь нервно дернул кадыком.

— К-Катя! — сказал он дрогнувшим голосом. — Что т-ты скажешь? Как п-посмотришь на то, если мы б-будем вместе?

— Да, — отозвалась вдова. — Вместе. Я согласна…

— Катенька!!! — задохнулся от счастья Пахарь.

Привлек к себе вдову и осыпал ее поцелуями. Она внешне сохраняла безучастность, но когда Пахарь целовал ее в губы, она ему отвечала влажным теплым поцелуем. Как-то незаметно для них обоих они оказались на диване, Пахарь жадно ласкал молодое тело вдовы, она ему не препятствовала и даже помогла поднять повыше зацепившееся за что-то и не желавшее задираться платье, и благодарный Пахарь шептал исступленно:

— М-милая моя! Милая!

А в голове у него билось, очень ему мешающее: «Павлик! Прости меня! Прости, Павлик!». Но он справился и с этим, потому что очень хотел довести их с Катериной траектории движения навстречу друг другу до точки соединения, за которой две эти траектории превратятся в одну на двоих. Катерина ему помогала с исступлением, которое и радовало Пахаря, и пугало одновременно. Он был ласков с ней, она возбуждающе охала, и только уже в самом конце, когда Пахарь зарычал победно, она вдруг расплакалась, вспомнив, наверное, о своем несчастном Павлике.

— Ну что ты! — успокаивающе забормотал почувствовавший себя виноватым Пахарь. — Н-ну зачем ты, в самом д-деле!

— Да, — шептала вдова сквозь слезы. — Чего уж теперь. Мне с самого начала надо было как-то так, на расстоянии. Не позволять никому и вообще не давать повода. А если уж случилось, так что же…

Пахарь принялся ее успокаивать, тем самым старательно заглушая чувство собственной вины, гладил вдову по волосам, как маленькую девочку, и был он убедителен и нежен. В конце концов он снова возбудился, и на этот раз вдова ему тоже не препятствовала, но только опять заплакала в конце.

— Мне так себя жалко! — говорила она сквозь слезы, некрасиво по-детски кривя губы. — Ну за что мне такая жизнь!