Капкан для провинциалки - Фредди Ромм Страница 55

– Мы ошиблись!

– А я разве не имею права ошибиться?

Они переглядываются. Один из них – вероятно, старший – тяжело вздыхает и обращается ко мне:

– Мисс, вы правы. Мы поступили с вами очень нехорошо. Однако у нас не было иного выхода.

– Потому что вас неправильно информировали, да?

– Именно так, мисс. Скажите, что я могу сделать, чтобы заслужить ваше прощение?

Я стараюсь успокоиться. Мало ли что им сообщили. Я приехала из России, а перед этим была в арабской стране. Здесь не доверяют ни русским, ни арабам. Возможно, меня приняли за террористку. А что такого? Сочли же меня на родине убийцей. И, что удивительно, тогда я так не возмущалась, даже подписала признание. А эти люди от меня ложных признаний не требовали, не запугивали, в грязную и прокуренную камеру не заталкивали, а… просто проверили. Эта проверка меня оскорбила и унизила, но к этому они не стремились. Так что хватит возмущаться, пора ехать в гостиницу.

– Значит, так, господа: вы мне сами купите новую сумку, такого же размера или больше, и я буду считать инцидент исчерпанным.

Знаю, что говорю глупость, но ничего умнее придумать не могу. Просто сил нет.

Все вскакивают с мест:

– О, да-да! Не беспокойтесь, мы вам купим самую лучшую, дорогую сумку!

Из комнаты выбегают все, кроме старшего и той женщины, которая меня обыскивала. Я не могу сдержать вопрос к ней:

– А если бы с вами поступили так, как вы со мной сегодня?

Она смотрит удивлённо:

– Поступали, а что такого? Я училась в школе полиции, там было задание: спрятать пакет с наркотиками в вещах или на себе, а другие учащиеся должны найти. Я прятала, да так, что те, которые меня обыскивали, не сразу находили. А в другой раз я кого-то обыскивала. Мы так тренировались, ничего особенного.

Да, понятно, а сегодня она потренировалась на мне и теперь не понимает, в чём проблема. Может, действительно, ничего особенного, я преувеличиваю?

– Вот сумка, мисс! Она вам подходит?

Один из людей в форме возвращается, держа в руках огромную пустую сумку. Она сделана из натуральной кожи, очень красива и наверняка стоит дорого.

– Да, спасибо, хорошая сумка.

– Мы можем считать инцидент исчерпанным, мисс? – радостно вскидывается старший. Я пожимаю плечами. Если эти люди думают, что вся проблема в разрезанной сумке, то объяснить им я ничего не смогу, да уже и не хочется. Уйти бы поскорее отсюда, добраться до постели и забыться. Они помогают мне уложить вещи, стараются, чтобы всё было аккуратно. Они улыбаются и говорят мне комплименты, высказывают самые благие пожелания. Если бы не то, что случилось полчаса назад, я бы сказала, что это самые вежливые и любезные люди на свете.

Я выхожу из этой страшной комнаты. Один из тех, кто меня обыскивал, несёт мою сумку. Где же Майкл и Розалинда? А, вон они, беседуют о чём-то с сотрудницей аэропорта. Не знаю, как рассказать им о случившемся. Розалинде, пожалуй, вообще незачем знать. А Майклу… потом как-нибудь.

– Анна, где ты была? Мы тебя искали!

Они смотрят так, будто всё поняли. Не хочу этого. Даже Майклу пока не расскажу. А уж ей…

– Розалинда, потом расскажу как-нибудь. Я очень устала. Поедем в гостиницу, пожалуйста.

– А почему у тебя другая сумка?

– Это подарок сотрудников аэропорта.

– Какая большая, красивая!

– Да, очень. Пойдёмте же, скорее!

Майкл забирает у бельгийца мою сумку, и мы идём к выходу. Прочь отсюда, из этих стен! Хоть бы никогда не бывать здесь!

Розалинда говорит что-то, наверное, обращается ко мне, но я ничего не понимаю, даже не слышу. Но вот мы выходим на воздух, здесь слабый мороз, который мягко касается моего лица и приводит в чувство. Я слышу голос Розалинды:

– Анна, а теперь ты можешь рассказать мне, что случилось в аэропорту? Куда ты исчезла на целый час?

У меня даже хватает сил ответить:

– Ничего особенного, я зашла в туалет, и мне стало нехорошо. Тот бельгиец помог мне.

Только бы она не выясняла, как это бельгиец оказался в женском туалете…

Мы садимся в заказное такси, которое ждёт нас – я и Розалинда сзади, Майкл рядом с водителем. Мужчины обсуждают что-то между собой, а я молю Бога, чтобы Розалинда больше не приставала с вопросами. Машина трогается, мимо проносится городской пейзаж, пусть моя соседка на него любуется, а мне не до того. Когда же, наконец, я останусь одна?

Вот, кажется, и гостиница. Да, машина останавливается. Майкл помогает мне выйти, берёт сначала мою сумку, а затем Розалинды, и мы втроём входим в здание.

– Мадмуазель, вам плохо? – с тревогой обращается ко мне девушка в униформе. Я отрицательно качаю головой и сажусь в ближайшее кресло. Когда же, наконец, я останусь одна?

Розалинда и Майкл что-то обсуждают с хозяйкой, берут у неё ключи. Майкл подходит ко мне. Мягко берёт за локоть, несильно тянет. До меня доносятся его слова:

– Анна, дорогая, пойдём в номер!

Я уже не так плохо себя чувствую, это скорее слабость. Мы заходим в лифт и поднимаемся на третий этаж. Идём по длинному коридору, и Майкл бережно поддерживает меня за руку. Кажется, вот этот номер – мой? Я смогу, наконец, отдохнуть? Майкл открывает дверь, и я вваливаюсь внутрь. Здесь прохладно, но мой спутник заботливо включает обогрев. Я вижу кровать и, забыв про все приличия, валюсь на неё. Майкл вздыхает, качает головой, подходит к кровати и начинает меня раздевать. Я не возражаю. Пусть он делает со мной всё что хочет. Впрочем, нет… Не хочу, чтобы моё тело досталось ему после всех тех мерзких ощупываний. Я вдруг чувствую, что не так уж слаба. Во всяком случае, во мне довольно силы, чтобы зайти в ванную…

Вот я, выкупавшаяся и посвежевшая, возвращаюсь в комнату. Майкл сидит на стуле и терпеливо смотрит на меня. Я ложусь в постель и не знаю, чего хочу – отдыха или Майкла? Но мой любимый решает за меня, его голос настойчиво спрашивает:

– Анна, любимая, что с тобой случилось?

Я чувствую, что уже почти успокоилась.

– Почему ты считаешь, что со мной произошло что-нибудь особенное?

– Анна, я люблю тебя. Я чувствую: случилось что-то очень нехорошее. К тому же – посмотри на себя в зеркало. Ты очень сильно изменилась за тот час. И почему ты отводишь взгляд?

Мне не надо смотреть в зеркало, я и так знаю, что он прав. Майкл любит меня, он почти всё понял. Ну, была – не была, скажу разом, будто это не со мной, на одном дыхании:

– Меня обыскали, выпотрошили сумку, заставили раздеться, ощупали всю, сверху донизу, залезли руками…

Дальше не могу говорить, слёзы снова душат, как тогда, в аэропорту. Но, надеюсь, Майкл всё понял и уточнений не потребует. Проходит целая вечность, рыдания выворачивают меня, но кругом тихо, спокойно, только мягкое, тёплое прикосновение – это поцелуи Майкла. Не бурные, как обычно, а тихие, печальные. Кажется, я немного успокоилась, уже могу говорить: