Коллекция китайской императрицы. Письмо французской королевы - Елена Арсеньева Страница 55

Экскурсия, конечно, экскурсией, но Алёна на нее не спешила. Наша героиня точно знала, что ей нужно хорошенько подумать. Например, о том, что мсье Беарн вряд ли врет – ведь очень легко проверить, что он не был в бассейне, а значит, не видел там Алёну с синяком и не мог сообщить об этом дочери. Следовательно, видел и сообщил кто-то другой. Но кто? С кем из тех, кто знал Алёну, могла пересечься Виктори-Николь?

Кстати, а зачем вообще было упоминать о синяке?

Ну, это вопрос второй. Да низачем, просто так. Между прочим, тоже причина. Правда, только для женщин, что некоторым образом сужает круг подозреваемых.

Подозреваемых женщин, но не мужчин…

В самом деле, женщин во всей происходящей истории раз-два и обчелся. Особенно учитывая, что нужная женщина должна была оказаться в бассейне одновременно с семейством Детур и примкнувшей к ним русской писательницей и непременно знать Николь Беарн, ныне Виктори Джейби.

Честно говоря, женщина, подходящая по всем параметрам, наличествовала всего одна, и мысль о ней очень беспокоила Алёну.

Кроме того, было еще кое-что, о чем нашей героине следовало в этой связи поразмышлять: об исчезновении фотографий из холла бассейна, а также о черном телефоне марки «Самсунг», который чуть не упал со стола дежурной. Ну и красный «Ситроен» заслуживал внимания.

И вообще – много чего!

Для того чтобы поразмышлять хорошенько, плодотворно, писательнице Дмитриевой немедленно требовалось оказаться в некоем месте, где ее не будут отвлекать шум и мелькание людей. Она бы ушла в парк, но ворота туда были закрыты.

Алёна рассеянно оглядела двор замка, снова уставилась на здание. И тут ей на глаза попала боковая дверь. Тогда, после экскурсии, ее группа выходила из шато именно через нее. За дверью, помнится, находится одна из боковых лестниц, имеющая всего два выхода на этажи: на второй, в какие-то комнаты, и на третий, в Большую Галерею. Но если экскурсанты по ней выходят, то сейчас, когда экскурсия еще не началась, там точно никого нет. И пройдет не меньше часа, прежде чем кто-то появится.

Самое то!

За час можно многое успеть. А главное – будет время сосредоточиться.

Алёна украдкой осмотрелась и словно невзначай приблизилась к двери. Мало ли что ей нужно! Например, подержаться за историческую латунную ручку, за которую, не исключено, держался сам адмирал Колиньи или, на худой конец, граф Эдуар Талле, некогда служивший посланником в Китае. Или консулом? Да невелика разница!

Алёна юркнула за дверь – и сразу выглянула снова.

Никто не бросился вслед, никто не махал руками, никто не окликал.

Ее не заметили. Вот и замечательно!

Алёна хотела остаться прямо здесь и немедленно начать дедуктивный процесс, но кругом царил довольно сырой полумрак, присесть можно было только на ступеньки, а они здесь, внизу, были неприглядно-серыми и источали вековую, омертвелую стужу. Наша героиня поднялась на один пролет и увидела ту самую дверь, за которой находилась какая-то из комнат, не то парадная столовая, не то малая гостиная, она уже забыла.

Не удержалась и заглянула.

Ага, тут малая столовая, более напоминающая тронный зал, – здесь некогда обедал знаменитый адмирал-гугенот.

И прямо перед собой Алёна увидела карту – ту самую карту Парижа времен Карла IX, которую разглядывала с таким восторгом в прошлый раз. Латинский квартал, остров Сите, предместье Сент-Оноре, Пон-Неф, мост Менял, Малый мост и Сен-Мишель – кстати, по-прежнему с какой-то пошлой красной каракулей посередине. Ну вот, а она-то надеялась, что эту пакость как-то стерли или замазали… Хотя как такое варварство замажешь? Вот и будет оскорблять взгляд неразборчивая загогулина, вариант бессмертного «Здесь был Вася» посреди моста Сен-Мишель! Да еще в сердечке!

И вдруг Алёне показалось, что она сейчас упадет в обморок. Упадет, потому что мысль, нелепая, как шальная пуля, пущенная в одного человека, но попавшая в другого, поразила ее.

Да… это так по-французски… Но почему? Ведь должно читаться иначе!

А, все понятно. Владивосток, говорил Жак Бланкет! Владивосток!

Все понятно… и все еще более запуталось.

Алёна слабо улыбнулась, поражаясь той нелепой версии, которая вдруг родилась в ее воображении.

Вообще это была, конечно, никакая не версия и даже не догадка, потому что она не несла никакой информации. То есть Алёна совершенно ничего не знала, догадка напоминала иголку без нитки. Нитка еще не вдета в игольное ушко, но игла уже впилась в ткань, уже сцепила разрозненные лоскутки… осталось их сшить, закрепить информацией, подтвердить или опровергнуть… Только у Алёны такой нитки-информации не было, она не знала толком, где и что узнавать, и даже не вполне отдавала себе отчет в том, какие вопросы задавать. Кроме главного: каким – черт, черт, черт побери! Сто тысяч чертей побери! – каким образом Виктори Джейби могла узнать про синяк Алёны?!

Да, вот главный вопрос. Остальные… Ну, чуть позже она додумается до их связи и формулировки, а пока… Место, срочно требуется уединенное место! Такое, где можно немедленно и относительно спокойно уложить в голове мысли, которые кололись, и выпирали, и торчали в разные стороны, отчего Алёна снова вспомнила про Страшилу Мудрого с его иголками и булавками.

Нужно было бы подойти поближе к карте, рассмотреть ее толком, но за дверью уж слышались голоса. Вот-вот сюда войдут экскурсанты, поэтому детективщица кинулась наутек. Поднялась на следующий этаж, приоткрыла единственную на площадке дверь – и обнаружила за ней Большую Галерею.