Загадка Николы Тесла - Генрих Эрлих Страница 55

— Давайте послушаем, — тихо сказала Фрэнсис, — мне было безумно интересно.

Серову тоже было безумно интересно. Многое. Но он сдержал рвущиеся с языка вопросы, опустился в кресло и принялся внимательно слушать. Постепенно он привык и к подрагивающему, не очень четкому изображению, и к немного неестественному механическому звуку. Стали видны мелкие морщинки на лице Теслы, движения его рук приобрели плавность, а голос — силу и звонкость. «Вероятно, это сознание вычищает все дефекты, — промелькнула мысль. — ведь если надеть очки, переворачивающие изображение с ног на голову, то через какое-то время в мозгу начнет возникать правильная картинка». Впрочем, и эта мысль отступила перед водопадом льющихся с экрана слов.

— Господин президент, дамы и господа! Позвольте мне сердечно поблагодарить вас за понимание и поддержку. Я прекрасно осознаю, что предыдущие ораторы сильно преувеличили мои заслуги. Так положено на такого рода церемониях, так что мне не стоит задирать носа, но и не нужно быть излишне робким. Исходя из этого, скажу, что некоторый кредит доверия я все же заслужил, сделав несколько шагов в новом направлении.

В выступлении одного из ораторов прозвучало желание, чтобы я поведал кое-какие факты личного характера и рассказал о том, как они повлияли на мой труд. Что ж, я удовлетворю ваше любопытство и вкратце освещу эту деликатную тему.

Природа даровала мне яркое воображение, которое, благодаря неустанным упражнениям, изучению наук и явленному мне подтверждению моих теорий, стало очень точным, настолько, что я смог отказаться, в большой степени, от медленного, трудоемкого, неэкономичного и высокозатратного процесса практического воплощения тех идей, которые ко мне приходят. Но помимо этого способность видеть желаемые объекты реально и осязаемо избавила меня от болезненной тяги к обладанию бренной собственностью, которой подвластны многие.

Могу также сказать, что я очень религиозен, хотя и не в традиционном понимании. Я не устаю восхищаться природой — величественным созданием Творца. Тайны бытия, открываемые нашему взору благодаря трудам мыслителей и ученых, поражают меня своей мудростью и одновременно божественной простотой. Мне доставляет большое наслаждение вера в то, что цепь непрерывных изменений, называемая жизнью, бесконечна, что сама смерть не является конечной точкой этих удивительных превращений. Это больше, чем вера, меня убеждают в этом свидетельства, предлагаемые моими органами чувств, равно как и изучение сухих и точных неук. Благодаря этому мне удалось обрести ничем не нарушаемое спокойствие ума, которое защищает меня от неприятностей, и добиться согласия и счастья до такой степени, что я получаю удовлетворение даже от темной стороны жизни, от тягот и невзгод существования.

Теперь, когда я объяснил вам, почему мирским наградам я предпочел труды, позвольте мне перейти к рассказу о моей жизни, довольно необычной и удивительной, полной разнообразных впечатлений и происшествий. Начнем с того, что я… заколдован. Родился я точно в полночь, у меня нет дня рождения, и я никогда его не отмечаю… Но в момент моего рождения, видимо, случилось и кое-что еще, нечто необычное, и именно тогда родители определили мне судьбу священника.

В юности из-за невежества и беспечности я попадал во всякого рода опасные ситуации и переделки, из которых выбирался просто чудом. Я расскажу вам одну историю. Когда мне было шесть лет, я умудрился оказаться закрытым в небольшой часовне в горах, куда люди приходили один раз в году. На этом месте происходили леденящие кровь встречи, а рядом было кладбище. Меня закрыли там, когда я искал воробьиные гнезда, и мне пришлось провести самую страшную в жизни ночь в компании призраков, умерших людей. Американцы вряд ли поймут меня, поскольку в Америке нет призраков, Америка слишком молода, а американцы — слишком практичны. Как ведут себя американцы при встрече с призраками, очень точно описал английский писатель Оскар Уайльд. Но Англия — тоже довольно молодая страна, в ней призраки обитают только в старинных замках. Я же родился в древней стране, кишащей призраками. Они толпами проходили у меня перед глазами, пока я сидел в часовне. Наконец, как по волшебству, я был спасен.

После этого было еще много историй. Несколько раз я чуть было не утонул, три или четыре раза меня почти кремировали и один раз я едва не был сварен заживо. Меня хоронили, теряли и замораживали. Я был на волосок от смерти, спасаясь от бешеных собак, вполне здоровых, и даже здоровенных кабанов и других диких животных. Я переболел ужасными болезнями — три или четыре раза врачи полностью отказывались от меня, а родители заказывали гроб. На мою долю выпадали всяческие нелепые случайности — не могу вообразить что-то, чего со мной не было. Все эти ужасные годы остались позади, сейчас, перевалив шестидесятилетний рубеж, я крепок и бодр, молод душой и телом, все это я воспринимаю не иначе как маленькое чудо.

Но жизнь моя была удивительной и в ином отношении — как изобретателя. Я не говорю сейчас о сосредоточенности, физической выносливости и энергии — все эти качества довольно обычны. Если вы изучите жизнеописания успешных изобретателей, то обнаружите, что они были, как правило, замечательно сильны и умственно, и физически. Красноречивое подтверждение тому — моя, работа в компании Эдисона. Мы начинали свой день, в половине десятого и заканчивали в пять утра на следующее утро. Продолжалось это в течение девяти месяцев каждый день. Все сдались. Остались я и Эдисон, но он иногда дремал за рабочим столом. И тогда он сказал мне: «Такого я никогда не видел, торт победителя — ваш».

Но это все внешняя сторона, событий, главное же в том, что происходило и происходит у меня внутри. И здесь опять необходимо вернуться к истокам, иначе вы не поймете, как мне удалось сделать все мои изобретения. С самого детства меня одолевал странный недуг — я видел образы и предметы и даже целые сценки, являвшиеся мне в сопровождении вспышек света. Я видел их в реальности, никогда не выдумывал. Меня консультировали у исследователей-психологов и физиологов, а также у других специалистов, и никто из них не мог объяснить этих явлений, они казались уникальными, хотя к ним был предрасположен не только я, мой брат тоже видел образы. Вы можете подумать, что у меня были галлюцинации. Это невозможно. Галлюцинации возникают только в больном, воспаленном мозгу. Моя же голова всегда была чиста, и я никогда не испытывал страха.

Образы, которые я видел, сильно беспокоили меня. Приведу такой пример. Предположим, я был свидетелем похорон. В моей стране такая церемония — настоящая пытка. Мертвое тело покрывают поцелуями, затем обмывают и оставляют для прощания на три дня, потом слышатся тяжкие звуки падающей земли, и наконец все заканчивается. Некоторые картинки, например, гроб, были не просто яркими, но иногда настолько реальными, что, когда я протягивал руку, я видел, как она пронзает изображение.

«Странный пример, — подумал Сарав, — особенно для речи на чествовании по поводу вручения престижной награды». Он попытался представить, как какой-нибудь из российских академиков стал бы говорить что-нибудь подобное с трибуны на торжественном заседании Академии наук, собственно, пытался он представить реакцию высокого собрания на подобные невозможные высказывания, но мысли его прервала Фрэнсис.