Леди не по зубам - Ольга Степнова Страница 54

К нам задним ходом подъехал Сазон.

– Чего стоим, сынку?!

– Кажется, Ганса похитили, пока мы стояли в пробке.

– Это шустренького того? Который пожрать любит?!

– Да!

– Плохо дело. Распотрошат парня на органы. Что делать-то будем?!

– Искать Гаспаряна, – обречённо ответил Бизон, и слова его через динамики разнеслись по всей округе.

– Дохлый номер, – задумчиво произнёс дед. – Если это сделали те ребята, которые все проблемы привыкли решать взрывчаткой, то гоняться за ними нет смысла.

– Что же делать-то? – в отчаянии спросил Бизя. – Я за него отвечаю! Это ребёнок!

Я украдкой глянула на Викторину, но не нашла на её лице ничего, что указывало бы на страх или отчаяние. Кажется, пропажа предмета страсти её не сильно расстроила. Или она умела играть?

– Мне кажется, – тихо сказал Сазон, – что нам нужно ехать дальше. – Они ведь что думают: раз пацана как барана украли, мы зад будем рвать и его искать. И про дорогу свою забудем. И станем лёгкой добычей! И к границе торопиться не будем, а значит, капсулы как можно дольше будут в стране и ими можно будет пытаться завладеть. А мы по-другому сделаем. Я на поиски Гаспаряна Мальцева кину. Он на все посты ГАИ позвонит, приметы парня сообщит, и сам пошукает, кто у нас на хвосте такой невидимый сидит! Елизар такие дела делать умеет, хоть с виду и малахольный.

– Звони Елизару, – согласился Бизон и внимательно посмотрел зачем-то на себя в зеркало. Мне показалось, что Бизя хочет удостовериться, что он не спит.

– Кто следующий? Кто?! – прошептал у меня за спиной Троцкий. И вдруг продекламировал с выражением и расстановкой: – Десять негритят отправились обедать, один поперхнулся, их осталось девять…

– Девять негритят, поев, клевали носом, один не смог проснуться, их осталось восемь, – подхватил вдруг Бизон, поразив меня знанием английского фольклора.

– Чего? – не понял Сазон. – Негры-то тут при чём? Мы ж к монголам едем!

– Вперёд, – мрачно приказал Бизя и передёрнул ручку скоростей. – Звони Елизару, пусть сообщит всем постам!

– Стойте! – вдруг осенило меня. – А вдруг эта пробка бандитами организована?

– Чтобы Гаспаряна украсть? – усмехнулся Бизя.

– Да! Нет, не знаю… А если, нас специально спровоцировали на этот объезд и впереди нас ждёт засада?

– Если бы, да кабы… Герман Львович, где ваш пистолет? – крикнул по громкой связи на всю округу Бизон.

– В сейфе, – проворчал Герман и без особого энтузиазма полез под кровать. – Вот так всегда: сначала втык получаешь – откуда оружие, зачем оружие?! А потом – Герман Львович, где ваш пистолет?! Вот, держите, – протянул он Глебу оружие, – только там затвор заедает и в обойме двух патронов не достаёт.

– Люблю засады! – крикнул дед, залезая в машину и рванув с места так, что из-под колёс полетели комья земли и клочья травы.

Бизя тронулся мягче, но с той же решимостью.

Автомобильной пробке не было ни конца, ни края. Я видела трассу издалека, она то показывалась, то исчезала, когда мы забирали правее, или поворачивали, чтобы объехать непроходимые участки. Тряска всё усиливалась, и мне стало казаться, что так будет продолжаться вечно. Голова разболелась, опять захотелось курить. Бизя молчал, и от этого было ещё тяжелее.

Какая-то тревожная мысль витала рядом с моей головой, но никак не могла оформиться и закрепиться в мозгах. Наконец, на очередной кочке, я поймала её за хвост, а, поймав, ужаснулась выводу, который из неё следовал.

– Бизя! – прошептала я, не забыв выключить громкую связь. – А вдруг Ганс вовсе не «негритёнок» номер один?

Бизя молчал.

– Вдруг… его похитили из-за того, что именно он сожрал капсулы?!

Бизя молчал, только краска совсем ушла с его лица.

– Ну и молчи! – Я повысила голос, но, спохватившись, заговорила шёпотом: – Только если это так, это значит только одно!

– Что? – наконец-то разжал он губы.

– То, что в нашей команде есть стукач, который сотрудничает с бандитами! – почти беззвучно произнесла я. – И этот стукач не Ильич, потому что он невменяем, смертельно напуган и будет делать только то, что ты ему скажешь!

Бизон сбросил скорость, помолчал, и наконец сказал:

– Этого не может быть.

Ну, конечно, мы благородные, мы верим людям и видим в них только хорошее!

Это жизненное кредо, это аксиома, которую не выбьешь у него из башки с тех пор, как он заделался педагогом.

– Этого быть не может. Я верю своим коллегам. Они приличные люди и не могут быть связаны с бандитами.

Я засмеялась. Так скучно и банально он это сказал. Как будто жизнь только чёрная или белая. Как будто люди только хорошие или плохие. Как будто не бывает соблазнов, грехов или просто ошибок.

Бизя покосился на меня и вдруг спросил:

– Не хочешь за руль?

Первый раз в жизни мне не хотелось за руль. Вести махину-автобус по буеракам представлялось мне сомнительным удовольствием.

– Ты устал? – уточнила я.

– Нет, я хочу сделать тебе приятное.

– Ты сделаешь мне приятное, если перестанешь меня ревновать к каждому встречному и поперечному.

Он нахмурился, насупился, поддал газу и промолчал.

– Значит, не перестанешь, – сделала вывод я.

– Если сдохну, то перестану, – выдал он.

– Отлично! – разозлилась я. – Зашибись просто! То есть теперь мне ни с кем нельзя разговаривать, никому нельзя улыбаться! Может ты мне паранджу на морду натянешь, а, муженёк?! В доме запрёшь? У печки поставишь и настрогаешь с пяток сопливых детей?!

Не было ничего бессмысленнее и глупее начинать сейчас выяснение отношений, но меня, что называется, понесло. Наверное, если бы у меня была возможность выкурить сигарету, я бы не озверела так, но пытаться прикурить при такой тряске было бессмысленно. Да и сигареты закончились, а зажигалка завалилась неизвестно куда, когда я спасала Никитина от разъярённого Бизи.

Бизя молчал, только желвак заходил на его скуле как поршень.

– Не молчи! – заорала я.

Но он молчал. Он молчал, как молчат все сволочи мужики, когда от них требуется только одно – сказать, что он дурак, а ты умная, сказать, что он тебя любит, и от этого иногда невозможно глупеет, сказать, что он жить без тебя не может и поэтому время от времени становится немножко козлом, ведь мужиков вокруг много, а ты – такая умнющая и распрекрасная – только одна…

Ничто не выводит из себя так, как молчание.

– Останови автобус! Раз ты не хочешь со мной разговаривать, я возвращаюсь в Сибирск! Останови, или я выпрыгну на ходу в окно! – Никогда в жизни я не устраивала более безобразной сцены. Наверное, если бы мне не хотелось так есть, пить и курить, на такую глупость я бы была неспособна.