Возьми мою душу - Ирса Сигурдардоттир Страница 54

— Тогда зачем же вы продали фермы? — удивилась Тора. — Десятки лет хранили их для своих детей, но едва те подросли, как вы расстались со своей собственностью. Элин, я встречалась с вашей дочерью, — для большей убедительности прибавила Тора. — С Бертой. Думаю, и другие ваши дети того же возраста.

Элин холодно улыбнулась.

— Да, так уж получилось. У меня всего один ребенок, дочь. У Бёркура два сына, и никто из них не выказал интереса жить в Снайфелльснесе. Зачем же тогда держаться за ненужную собственность?

— А Берта? — поинтересовалась Тора. — Я разговаривала с ней, и мне показалось, она сюда часто наведывается.

Элин ответила с той же ледяной улыбкой:

— Берта проводит здесь много времени, это правда. Однако Бёркур согласился продать мне свою часть дома. Поэтому у нас с дочерью нет необходимости иметь два дома в Западной Исландии. У нашей семьи и без этих ферм достаточно недвижимости, и постепенно мы от нее избавляемся.

— В этой части Исландии у вас есть еще фермы? — спросила Тора.

— Да, и немало, — вмешался Бёркур, которого так и распирало от гордости.

Тора нахмурилась.

— Тогда почему вы продаете Йонасу только две фермы, а не всю здешнюю собственность? — удивилась она, забыв, что с самыми дорогими, близкими сердцу вещами люди расстаются в последнюю очередь.

— Йонасу требовалась земля со старыми зданиями, — ответил Бёркур. — Узнав о расположенных рядом фермах, он немедленно загорелся желанием их купить.

— Кроме того, он сделал нам весьма выгодное предложение, — вставила Элин. — Нам оно понравилось, и мы решились на сделку. Результат вам известен.

«Не кроются ли здесь совсем другие причины?» — подумала Тора, но допытываться не стала, хотя ответы показались ей неубедительными. Особенно подозрительно вела себя Элин — говорила осторожно и кратко. Решив не раздражать ее дальнейшими расспросами о причинах продажи, Тора сменила тему:

— Вам хорошо известна история ферм?

— Что вы имеете в виду? — уточнила Элин. — Разумеется, какой-то информацией мы обладаем, но далеко не всей. Точнее сказать, родословную и их историю я представляю себе довольно слабо. — Она убрала ладонь с пальцев Бёркура, повела ею в его сторону. — Мой брат, думаю, тоже немногое может вам поведать.

Бёркур подтянулся, откашлялся и произнес:

— Я всегда хотел заняться историей ферм поплотнее, да времени вечно не хватает. Я слишком загружен.

— Но ваша мама наверняка что-то рассказывала? — не поверила Тора. — Неужели вы ничего не запомнили?

— Она редко говорила с нами о своей жизни, — ответила Элин. — Молоденькой девушкой она переехала с дедушкой в Рейкьявик. — Опустив голову, Элин уставилась на свои колени. — Ни для кого не секрет, что жизнь ее не была усыпана розами. Криструн, наша бабушка, умерла, когда мама была еще совсем маленькой. Насколько мы можем судить, дедушка не являлся образцовым родителем. Он был не совсем здоров, лечился, но после смерти бабушки так и не поправился. — Элин снова посмотрела в глаза Торе. — К сожалению, я его не помню, поэтому ничего определенного сказать не могу. В любом случае человеком он был неплохим.

— Отзываетесь вы о нем довольно прохладно, — заметила Тора. — Он чем-то обидел вашу мать?

— Отчасти, — кивнула Элин. — Он совершил самоубийство. Матери было всего девятнадцать. О себе могу сказать точно — никогда не допущу, чтобы мои дети обнаружили меня умершей таким недостойным образом. Вот почему, несмотря на некоторые его достоинства, я считаю его плохим родителем.

— Хватит об этом, — прервал ее Бёркур. — Ты отлично знаешь — он был психически болен. Патологически депрессивные типы не живут по стандартам, принятым среди нормальных людей. От них нельзя требовать невозможного.

Элин злобно сверкнула на него глазами и снова повернулась к Торе.

— Конечно, в чем-то мой брат абсолютно прав. Я очень люблю мать, поэтому не могу избавиться от обиды. Отец и огорчил, и подвел ее. — Она оглядела комнату. — Я уверена — мать заботилась о ферме, потому что, когда жила там, все было прекрасно. Но едва они переехали в город, болезнь дедушки стала прогрессировать. Заботясь о ферме, она сохраняла свои воспоминания о счастливом детстве.

— Понимаю, — отозвалась Тора. — Нелегко ей пришлось. — Она сочувственно взглянула на брата и сестру. — На кладбище возле фермы я видела могилу вашей бабушки, а вот захоронения вашего дедушки Гримура не нашла. Могу я спросить, почему он не погребен рядом с ней?

Элин поджала губы.

— Так захотела мама. Он не оставил никаких распоряжений относительно места погребения, и мама решила не хоронить его рядом с бабушкой. Однако, мне кажется, она просто похоронила его поближе к себе, поскольку в то время они жили в Рейкьявике.

«Странный аргумент», — мелькнуло в голове Торы. Она поерзала на диване, стараясь устроиться поудобнее.

— Скажите, вам известно что-нибудь о вашем двоюродном дедушке Бьярни — он некогда жил на ферме «Киркьюстетт»?

— Он умер молодым, от туберкулеза, — сказал Бёркур, довольный тем, что успел ответить первым. — Жена его скончалась рано. Братья вели одинаковый образ жизни. Два вдовца с дочерьми на руках.

— Она умерла чуть позже, — проговорила Тора. — Я имею в виду его дочь Гудни. Также от туберкулеза.

— Да, — быстро ответила Элин. Торе показалось, что ей не нравится, когда брат перехватывает инициативу в разговоре. — Они оба долго болели, а ехать в Рейкьявик и ложиться в санаторий, как тогда назывались туберкулезные клиники, отказывались. По-моему, правильно, все равно ничего бы не изменилось. Хотя, честно говоря, о туберкулезе я знаю мало. А вернее, ничего не знаю. Дедушка как мог заботился о них, он все-таки был врачом. К сожалению, его знаний и умения оказалось недостаточно.

Тора подалась вперед.

— Простите, если мой вопрос покажется вам невежливым, но тем не менее я обязана его задать. — Брат и сестра застыли как изваяния. — Мне доводилось слышать рассказы об инцесте на ферме, о том, будто бы Бьярни насиловал свою дочь. Может это быть правдой?

— Нет, — хрипло отрезала Элин. — Полная чушь. Все эти россказни свидетельствуют только о том, сколько в старые времена было бездельников. Лучше бы работали, а не сочиняли небылицы про уважаемых людей, которые умерли и не могут защитить свои добрые имена от сплетен. — Элин замолчала. Лицо ее налилось краской. Тора поняла, что брат с сестрой не впервые сталкиваются с подобными слухами.

— Вы так уверены? — осторожно спросила она. — Мать могла вам ничего не говорить, поскольку тогда была очень молода, а дедушку своего, как сами только что заметили, вы не знали. Он тоже мог вам ничего не рассказывать.

Элин метнула на Тору ненавидящий взгляд.

— Мама яростно отрицала факт кровосмешения, а для меня ее слова — лучшее доказательство. У меня нет и тени сомнения, что она говорила чистую правду. — Она снова поджала губы. — Не вижу смысла продолжать наш разговор. Если у вас больше ничего нет, думаю, нам лучше попрощаться.