Мертвый шар - Антон Чиж Страница 54

Вокруг Сенного рынка помещаются не только доходные дома и дома терпимости, но и заведения, где зарабатывают на хлеб насущный руками. Бессчетное число мастерских, в которых чинят, лудят, паяют, приколачивают, сверлят, шьют и сдирают шкуры с зайцев, пойманных в окрестных лесах, разместилось по подвалам и нижним этажам. За все, что требуется в домашнем хозяйстве, от починки кастрюли до заточки ножей, умелые руки брались с охотой и удовольствием. И брали совсем немного. Чтобы на жизнь хватило да детей прокормить, не говоря уже о женах, но тем всегда не угодишь.

Мастерские не закрывались допоздна, мало ли кому что понадобится. И в этот час жестяное дело слесаря Корчевина готово было услужить любому. Но в мастерской находился гость совсем нежеланный. Околоточный надзиратель Лужков, грозно насупив брови, будто сама власть явила свое вечно строгое лицо, сотрясал бумажкой, по виду – вырванной из иллюстрированного журнала.

– Это что такое? – грозно вопрошал полицейский мальчишку лет пятнадцати, в пыли, грязи и саже до самых бровей и напуганного не меньше. Блюститель распотрошил готовый заказ и теперь грозил листком.

– Это как понимать: в портреры государя императора с супругой примус заворачивать? Да ты знаешь, что это такое? Да ты знаешь, чем это пахнет?

Никитка запахов давно не различал, но сопливым носом шмыгнул прилежно.

– До вас, мерзавцев, приказ градоначальника довел? – ярился служивый. – Довел. А что в нем сказано, негодяй? А в нем сказано: «Признавая употребление для бумажной обертки с печатными портретами Особ Императорской Фамилии вообще не соответствующим цели, а при отпуске товаров в такой обертке из съестных лавок – прямо вредным для здоровья потребителей, поручаю объявить об этом торговцам с недопущением сего на будущее время». Недопущение сего! Вот что сказано!

– У нас не съестная лавка…

– Дерзить? Так сейчас тебя в участок!

Неизвестно, чем бы закончилась борьба против лиц императорской фамилии на упаковке, если бы строгий голос не сказал:

– Лужков, оставьте, он больше не будет.

Околоточный резво обернулся и вынужден был умерить обличительный пыл.

– Вам же сказали: здесь не съестная лавка, а жестяная. Про жестяные лавки в приказе упоминается? Вот именно – нет. Свободны.

Козырнув, Лужков убрался с несколько обиженным видом. А Ванзаров протянул мальчишке свой платок, хоть относительно чистый, но для соплей годится. И нечего фыркать: не дамы, чтоб за всякой ерундой следить. Это у них платочки должны быть чистыми, аж хрустеть, а тут серьезные неженатые мужчины. Понимать надо разницу.

Никитка, оставленный в мастерской за старшего, то есть в одиночестве, пережил нападение околоточного до глубины души, а потому испортил платок основательно. С платком пришлось попрощаться. Примостившись кое-как в помещении, где отовсюду торчали ржавые, острые и просто металлические предметы, Родион попросил объяснить, с чего вдруг подмастерье жестянщика стал почтальоном.

Запинаясь, мальчишка рассказал, что два дня назад к ним заглянула барышня, скромная, но приятная. Мастера, как обычно, не было, девушка предложила Никитке немного заработать. Показала два конверта, первый следовало отнести в тот же вечер, а другой – на следующий. За все хлопоты сразу дала серебряный рубль, обещала сегодня занести другой, но пока не приходила. Никитка и согласился: адрес поблизости, добежать быстро, заработок легкий.

– В котором часу барышня была?

– Мы часов не держим, – с важным видом ответил подмастерье. – Темно уже было.

– Вот погляди, – Родион вынул пару снимков. – Нет среди них той?

Тертый палец Никитки уткнулся в левую фотографию:

– Она и приходила.

– Не путаешь?

– Разве можно, и платье то же.

Не спеша приближаясь к дому, Родион старался найти свободное местечко хоть в одной логической цепочке. Место требовалось для странного факта: почему накануне важнейшего матча госпоже Нечаевой понадобилось пристраивать угрожающие письма? И вообще, знала ли Варвара их содержание или сама поработала чьим-то почтальоном?

Подобные размышления на прогулке имели только один недостаток: Ванзаров переставал замечать окружающее. А потому чуть не сбил с ног невысокого господина, возникшего на пути к родным воротам. Не глядя, Родион буркнул извинения, но господин отчетливо произнес:

– Добрый вечер, Родион Георгиевич.

С виду не скажешь, что человек в этом сером пальтишке – один из тайных властителей столицы. Сенька Обух выглядел самым обычным петербургским жителем. А вовсе не вождем воровского мира. Одиночество его в этот час на пустой улице было мнимым. Такие господа без свиты не появляются, не положено. Наверняка поблизости изготовились подручные. Родион, конечно, не испугался. Но был рад, если бы рядом оказалась барышня фон Рейн, а лучше старший городовой Семенов. Так, на всякий случай.