Безнаказанное преступление. Сестры Лакруа - Жорж Сименон Страница 53

Леопольдина и ее сестра по-прежнему не разговаривали друг с другом. Визит доктора не только не развеял воспоминания о вчерашнем инциденте, а лишь напротив, усилил взаимную злобу.

— Что он сказал? — спросила Матильда у дочери.

— Ничего, мать… Только то, что он оставляет меня под наблюдением и что я должна тщательно записывать все, что чувствую…

В тот вечер Верн слышал, как его жена всхлипывала гораздо дольше, чем обычно. Он не знал, что чуть раньше она вошла в комнату Жака, встретившего ее взглядом, в котором не было ни малейшего намека на любовь.

— Ты догадываешься, зачем я к тебе пришла, не правда ли? — прошептала она, склонив голову, на что он сразу же обратил внимание.

— Нет, мать.

— Вчера ты вышел из-за стола недопустимым образом. Твоя тетка требует извинений. Я пришла попросить тебя…

— Я не стану извиняться.

— Жак! Я тебя умоляю…

— Ни ты, ни кто-либо другой. Я не стану извиняться. И точка! — Он, предчувствуя, что она заплачет, поспешил добавить: — Даже если ты встанешь на колени!

Жак подошел к окну и открыл его.

Вот что произошло. Но утром это не помешало Матильде заняться туалетом Женевьевы, для чего она превратилась в терпеливую, нежную медсестру.

— У тебя по-прежнему ничего не болит?

— Нет, мать…

— Ты уверена, что не можешь ходить? Ты пробовала?

— Даже не стоит пробовать, мать! Я больше никогда не смогу ходить, я это чувствую. Я поняла, что профессор думает так же, как и я…

Мать переодела ее в чистое белье и открыла на несколько минут окно, чтобы проветрить комнату.

— Ты не хочешь что-нибудь почитать? Тебе не скучно?

— Нет, мать…

Итак, все началось с поступка Жака, с его вызывающего ухода из столовой. Другие незначительные происшествия стали лишь звеньями одной цепи.

Никто не мог догадаться, о чем думала Матильда, глядя во двор из окна своей спальни, когда Элиза взбивала матрасы, приобретавшие формы сказочных чудовищ.

На губах Матильды застыла тонкая скорбная улыбка. Она наклонила голову влево и скрестила руки на животе.

Открыв дверь кабинета, она сразу же увидела, что там никого не было. Ей показалось, что огонь погас, поскольку его не поддерживали, а это случалось крайне редко.

Она могла бы спросить, как обычно: «Ты здесь, Польдина?»

Но если Матильда этого не сделала, то вовсе не случайно. Разумеется, она решилась на примирение. Она думала об этом уже накануне, лежа в кровати. Матильда заранее нашла слова, которые скажет, но без малейшего смирения и сожаления: «Я говорила с Жаком…»

Ее сестра не вымолвит ни слова, чтобы помочь ей. Она будет хладнокровно ждать.

— Ты же знаешь, какая сейчас пошла молодежь… Жак сожалеет о содеянном, но не хочет это признавать при тебе… Прошу тебя, не надо больше об этом думать…

Вот и все. Для посторонних это, вероятно, не имело ни малейшего смысла. Но Польдина должна была понять. Впрочем, Польдина ждала этого и точно так же пребывала в тревожном настроении, как и ее сестра.

Дома Матильда никогда не носила обувь с кожаными подметками. Именно поэтому и произошла много лет назад сцена в мастерской. Ведь никто не слышал, как она добралась до последней ступеньки, несмотря на то что дверь была приоткрыта, а лестницу не застилал ковер.

На этот раз она преодолела четыре метра, отделявшие ее от спальни сестры, но, уже взявшись за фарфоровую ручку, она заколебалась.

Наконец она толкнула дверь и сразу же увидела, что Польдина стоит у камина спиной к ней. Польдина мгновенно обернулась. Приход сестры был настолько неожиданным для нее, что она уронила какой-то стеклянный предмет, разбившийся об пол.

— Что тебе нужно? — воскликнула она.

— Прости… Я хотела сказать…

Но Матильда была удивлена не меньше сестры и больше не смогла вымолвить ни слова. Польдина нагнулась. Матильда тоже хотела нагнуться, чтобы помочь ей собрать осколки.

— Оставь меня!

— Я не знала, клянусь тебе…

Она и сама не понимала, что говорит. Когда сестра обернулась, Матильда успела разглядеть предмет, который та держала в руке. Это была пробирка, похожая на те, которые она видела в школе на уроках химии.

Пробирка не пустовала. Матильда была уверена, что содержавшаяся в ней жидкость была прозрачной, слегка окрашенной в желтый цвет.

На камине в стиле Людовика XVI, который в этой комнате был из белого мрамора, стояло несколько пузырьков, а рядом пылала переносная железная печка, от которой исходил пресный запах спирта.

— Что ты делала?

Польдина, не в силах больше сдерживать гнев, взорвалась:

— А ты, что тебе здесь надо? Все шпионишь?

— Разве ты не знала?

Матильда отступила. Она не была готова к подобному повороту в разговоре. Едва она вышла за порог, как Польдина с силой захлопнула дверь и заперла ее на ключ.

Таковым было новое событие, происшедшее солнечным утром, в час, когда обитатели дома, совершая туалет, давали передышку своей злобе.

В спальне Польдины Матильда увидела пробирку и пузырьки! А сама Польдина так разволновалась, что уронила то, что держала в руке!

Вернувшись к себе, Матильда выставила Элизу за дверь.

— Хватит… Я закончу сама…

Окно было по-прежнему открыто. Опавшие листья покрывали рыжими крапинками пустой двор.

У Матильды были светло-голубые глаза, но когда она задумывалась, они становились серыми.

За завтраком ее глаза были как никогда темно-серыми, а Польдина изо всех сил старалась вести спокойный разговор со своей дочерью. Эммануэль же настолько нервничал, что никто не мог понять, чем он собирался заняться, поскольку в таком состоянии он был просто не способен писать.

Что касается Жака, то молодой человек занял откровенно враждебную позицию. Разумеется, он спустился на завтрак, но буквально плюхнулся на стул, с шумом переставив его, ел, опершись локтями о стол, равнодушно взирая на все происходившее вокруг него.

Может, он уже не считал себя частью дома? Он остался на какое-то время, поскольку его сестра заболела и слезно просила об этом, но возможно, он остался также и потому, что ему никак не удавалось принять окончательное решение.

Дважды двоюродная сестра Жака настойчиво пыталась заговорить с ним на повышенных тонах, но он не отвечал, довольствовавшись тем, что смотрел на нее, словно говоря: «Как хочешь… Но это меня нисколько не смущает… Продолжай, и битва вновь начнется…»

Во второй половине дня Польдина отправилась в город за покупками. И на этот раз она не захотела, чтобы дочь отвезла ее на машине.