Я жулика люблю - Светлана Денисова Страница 53

— Да?

— Паш, это ты? А где Юля?

Гений посопел и мрачно сказал:

— Дома. В смысле, рядом, у предков в квартире. Позвать?

— А чего у тебя тон такой похоронный? Случилось что?

Гений еще посопел и совсем уж загробным голосом ответил:

— Папашку у нее арестовали.

* * *

Несколько придя в себя от этой неожиданной новости, я велела Пашке не вешать нос, распрощалась и заварила себе кофе, довольно потирая руки. Я испытывала, как говаривали не так уж давно, чувство глубокого удовлетворения.

Вадим, то бишь Андрей, собирался нанести мне прощальный визит и порвать отношения? На здоровье! Теперь-то он уж точно мне позвонит и назначит встречу. Воображаю, какую изумительную сцену закатит ему красотка Маргарита. У девочки были выдающиеся данные, и не только для работы на выставке, но и для милого семейного скандальчика с битьем посуды и всеми прочими плебейскими мелодраматическими жестами.

Кстати, ее саму вполне могут вежливо попереть с ее престижной работы за этот дикий визг на весь павильон. Хотя нет, вряд ли, наверняка отмажется, причем нетрудно догадаться, каким именно образом.

Твердо положив себе довести афериста Шутилова до белого каления, я мужественно дожидалась его неизбежного звонка. Конечно, больше всего его насторожит тот факт, что мне откуда-то стало известно его настоящее имя. И у меня было припасено вполне правдоподобное объяснение, как именно я его разузнала. Причем мне это абсолютно ничем не грозило. Человек, который якобы назвал его мне, недавно уехал за границу нашей сильно «поужавшейся» Родины и собирался пробыть там два-три месяца. Спасибо Макару Захаровичу за эту бесценную информацию.

А уж за два-три месяца я надеялась благополучно покончить с этой затянувшейся «мани-манией». Хотя лучше бы пораньше!

Мой расчет оказался верным, «Вадим» позвонил. И, по иронии судьбы, звонок вновь раздался около трех часов ночи. Правда, первые фразы нашего диалога на сей раз напоминали реплики из пьес Ионеску.

Когда стоявший на тумбочке возле моей кровати телефон разразился нетерпеливой трелью, я отбросила журнал, которым заглушала растущее желание покемарить, и, дав аппарату назвониться вдоволь, сняла трубку. Имитировать сонный голос мне было нетрудно, все-таки спать хотелось уже нечеловечески.

— Алло, — заспанным казенным голосом пробормотала я. — Скорая психиатрическая слушает.

Трубка ошеломленно молчала, и уже более строго я произнесла:

— Алло, я вас слушаю! Клиент, в чем дело? Кто там хулиганит?

— Извините, я, наверное, ошибся, — пролепетал хорошо знакомый мне голос, и «Вадим» положил трубку.

Через минуту телефон зазвонил снова. Я невольно хихикнула и сняла трубку вторично:

— Алло! Вы долго будете безобразить? Чего молчите, клиент?

— Мила? Ты… ты чего? Ты заболела?

— Кто это?

— Вадим!

— Не знаю я никакого Вадима. Не мешайте работать!

— Как это не знаешь?! Это же я!

— Что значит «я»? «Я» бывают разные! — с удовольствием процитировала я знаменитый ответ осторожного Кролика из незабвенного «Винни-Пуха».

— Да Вадим это! Ты что, сдурела?

— Я вам сказала, кажется: не знаю никакого Вадима.

— Это номер такой-то?

— Ну?

— Это Людмила Мотылева?

— Ну?

— Ты что, Мила, разыгрываешь меня, да? Какая еще скорая психиатрическая?!

— Гражданин, это телефон доверия, — веско сказала я. — Если вы решились к нам обратиться, могли бы по крайней мере не напиваться до такого состояния. Стыдно, клиент!

— Мила, ты спятила? Это Вадим, Вадим Левин!

— Ну что ж, сейчас я вас запишу. Счет за разговор перешлют по вашему домашнему адресу. Так что у вас за проблема? Кстати, голос у вас чегой-то слишком встревоженный. И очень похож на голос моего жениха. Может, знаете такого? Его зовут Андрей Владимирович Шутилов!

Кажется, он ушам своим не поверил. Во всяком случае, дыхание его куда-то пропало, а спустя минуту меня оглушил крик:

— Ми-и-ила! Ты меня узнала?!

— Голос, конечно, сразу узнала, — переходя на свой обычный тон и давая этим понять, что маскарад окончен, сказала я. — Но почему ты мне все время упорно талдычишь, что тебя Вадимом зовут? Или тебе при крещении двойное имя дали? Хозе-Рауль-Мария-Владимирович Шутилов! Или Вадим-Андрей? Кстати, как там твоя очередная жертва поживает, Рита, кажется? Или у нее тоже псевдоним имеется?

Он, похоже, несколько опомнился и, как всякий настоящий мужчина, с которого неожиданно сорвали маску, попытался перейти в стремительное наступление:

— Откуда ты про Риту знаешь? И мое настоящее имя… откуда оно тебе известно?

— От верблюда, — немедленно ответила я. — Да, он тут просил передать тебе пламенный привет.

— Кто? — окончательно растерялся Шутилов.

— Верблюд.

— С-слушай, т-ты! — От ярости этот аферист даже начал заикаться. — Я т-тебе такого в-верблюда покажу!

— Руки коротки, — медовым голоском пропела я.

— Ах, так… — И он временно заткнулся.

В его хитро перекрученных мозгах явно забурлил мощный мыслительный процесс, который неизбежно должен был привести к ложному выводу. На что я и рассчитывала. Этот прохиндей уже давно разучился мыслить просто и ясно, как обыкновенные честные люди, и, пользуясь своей извращенной логикой, обязательно должен был когда-нибудь перехитрить сам себя.

— Значит… значит, это все-таки ты за мной по приказу Калиновского шпионила! То-то про его знаменитую баню как-то проболталась! Ах ты, — и дальше последовали нецензурные, но очень виртуозные выражения.

Подумать только, как легко слетает с некоторых псевдовоспитанных граждан тонкий лоск цивилизации! Извозчик старорежимный — и тот бы покраснел, а уж его лошадь и подавно. Нечто подобное я слышала только раз в жизни, когда один старый знакомый, пообещав мне необычное развлечение, провел меня на защиту диссертации своего брата «Исторические корни и дальнейшее развитие русских бранных выражений». Но, конечно, научная работа была зачитана далеко не так эмоционально и вдохновенно.

Когда он остановился, чтобы восстановить дыхание, в тщательно продуманное наступление перешла я.

— Ты, кажется, вообразил, что со своей Ритой беседуешь? Уверена, ей такая лексика не в диковинку.

— Что-о?! Да как ты смеешь, вобла сушеная, себя с ней сравнивать!

И его тирада перешла в новую фазу. Я узнала, что Маргарита — цветок нежный, благоуханный, а вот я… Выдержать его эпитеты, из которых «сушеная вобла» оказался еще самым мягким, мне помогло только твердое решение: ни в коем случае не позволять ему вывести меня из терпения. Мне непременно нужно было добиться, чтобы он решился на встречу.