Любители варенья - Фридрих Незнанский Страница 53

Валерчика охватила тоска. Когда же закончится эта пытка? Еще и на суде выступать… А что же остается делать? Лучше выступить на суде, чем самому под суд попасть. Хоть он сам никого и не убивал, но ведь его могут привлечь как соучастника.

— Если не пришьете мне соучастие, то, может, и выступлю… Подумать надо, — решил поторговаться Валерчик.

— А у тебя другого выхода нет. Если мы этого Белоброва не прихватим, тебя свои же и убьют. Думаешь, они тебе дадут уйти? Напрасные мечты… Усек? Твое спасение в том, что он в тюрьму сядет. Так что ты уж поспособствуй, кореш. А то на воле руки у него длинные — достанет… И потом, ты же не убивал никого, так? Для правосудия ты всего лишь свидетель.

Валерчик подумал, что все не так просто. А за сутенерство? На это же тоже статья есть… Но ведь не спрашивать у этих о своих правах. Лучше молчать. Может, они и не знают. Скорее всего не знают, раз не расспрашивают, — слабо пытался себя успокоить Валерчик.

Он уныло опустил голову и обреченно кивнул. Какие слова, когда и так ясно? Согласен он на их чертовы условия, своя шкура дороже.

— Ну и молодец. Повинную голову меч не сечет, — попытался взбодрить поникшего парня Турецкий, хотя он ему был и противен. — Давай об убитом. Кто он был?

— Сережа его звали. Фамилии не знаю. Он у Нинки постоянным был.

— Что ты о нем еще знаешь? Где он работал?

— Он… «шипшандер»…

— Кто?

— «Шипшандер» — типа агента по снабжению. На корабли продовольствие поставляет. Еду для рейсов.

— Так, Антон, выйдем на минуточку, — озабоченно произнес Турецкий, и они вышли за порог, прикрыв за собой дверь и, не сговариваясь, оба подперли ее спинами. Валерчик хоть и полностью деморализован, но кто знает, что у него в голове?

— Ты понял ситуацию? — воодушевленно заговорил Турецкий. — То, что они придумали, просто гениально. Человек поставляет на корабль коробки с продуктами, которые таможня пропускает с полпинка… А среди коробок — ценный груз. И баксы они возят морем, потому что лепят их не для России, а для иностранных друзей. А на этот раз Белоброву пришел очень большой заказ. Конечно, грех отказываться от такой прибыли. Да вот промашка вышла, снабженец большой груз перевезти побоялся.

— И был прав. Таможенники, будучи уверены, что в коробках продукты, могут заинтересоваться, почему в этот раз их сильно поприбавилось? Какая такая надобность возникла дополнять обычную норму?

— Вот Белобров и решил убрать «слабое звено». Видно, скорый на расправу товарищ…

— А решительный какой — взмах руки и нет человека!

— …И в спешке нашел новый транспорт. И если это не железная дорога, то что такое «кукушка»?

— Пошли к старикам, устроим вече. Старые — они не только мудрые, они еще и опытные.

Сергей Иванович, которому был задан вопрос о «кукушке», сразу оправдал ожидания Плетнева.

— Да это, наверное, «Кук». «Капитан Кук». В народе его зовут «Кукушка». Есть у нас такой корабль. Сухогруз британский, купленный греками, бегает под либерийским флагом, а команда вся хохляцкая. В общем, типичный «летучий голландец». Раз в два месяца железно в Новороссийск заходит.

— И где он стоит, Сергей Иванович?

— Да тут он стоит, всегда. Недалеко, рядом с доками…

— Выйдем, Плетнев, — опять вызвал на свежий воздух товарища Турецкий.

— Ну, что будем делать? — озабоченно спросил Антон.

— Нас двое безоружных, а на погрузку фальшивых баксов может прибыть и целая команда. Плюс охрана. Да все при стволах.

— Звоним в Москву, Меркулову, — твердо сказал Турецкий. — Он меня уже выручал дней десять назад, сделав звоночек в местную прокуратуру, чтобы меня допустили в их архивы. Ну, когда я за дело Гущиной взялся. Напомним ему о нашем существовании. Пусть сообщит местным, что у них тут творится. А пока их бойцы прибудут, нам придется самим держать руку на пульсе. Хотя бы проследить за погрузкой.

Турецкий тут же набрал номер телефона Меркулова и кратко изложил ему суть проблемы.

— Глубоко же вы копнули, — сразу оценил ситуацию Меркулов. — Поберегите себя. Как бы вам голов не сносить.

— От тебя теперь зависит, — коротко ответил Турецкий и отключился.

Плетнев и Турецкий быстро обсудили дальнейший план действий. Рискованно, конечно, но в их работе разве без риска бывает? На том и порешили.

— Стариков оставим в эллинге, у них хорошо получается с молодняком ладить, — деловито произнес Плетнев и, заглянув в приоткрытую дверь, сообщил: — Все сидите здесь, с Валерчика глаз не спускайте. А лучше для надежности свяжите по рукам и ногам, чтобы у него соблазна не было.

Михалыч с удовольствием бросился выполнять команду. С того момента, когда он услышал от Кирилла, чем занимается этот долговязый сукин сын, у него не проходило желание хорошенько его отделать. Удивительно, как терпеливо московский сыскарь допрашивал этого гада. Если бы старику позволили допросить Валерчика, он с ним так бы не цацкался. Может, он и не прав, но с подонками церемониться нельзя. Они понимают только силу, о совести без понятия. И зачем тогда, спрашивается, с этим носиться, как курица с яйцом? Урод — он и есть урод, сколько ты его не воспитывай…

Михалыч лет пять назад слышал историю от одного грузчика про такого же подонка, который девчонками торговал. Главное, обманом в свои сети заманивал, сулил работу хорошую в Греции, официантками. А сам продавал их в сексуальное рабство. Это же надо какие понятия появились за последние лет десять — сексуальное рабство! Уму непостижимо. Куда же милиция смотрит? Бедные девчонки надеялись на честный заработок, семьям хотели помочь, а попали в греческие бордели, где над ними как только ни измывались. Кто из девчонок там свою смерть нашел, кому сбежать удалось… А сколько их там еще мучается, разве ж кто знает? Грузчик рассказывал, что его дочка тоже намылилась за границу, деньги решила заработать. Отцу слова не сказала, документы уже начала оформлять, но ума хватило все-таки отца в известность поставить. Чтобы порадовался, что совсем скоро семья заживет, как нормальные люди. Братишке учебу оплатят, холодильник новый купят и прочие блага посулила. А он уже слышал про банду торговцев живым товаром, такую беседу разъяснительную с ней провел, что она потом плакала, благодарила его, что уберег. Он тогда только спросил: видела ли она хоть одну девушку из ранее отправленных? Хоть с кем-то из них говорила, расспрашивала, как на самом деле там девчонкам работается и живется? «Веришь, Михалыч, ни с одной не виделась моя дуреха. Потому что их нет! Кто не вернулся, а если какой-нибудь счастливице и удалось вернуться, так нигде она не появляется. То ли совсем замордованная, боится на глаза людям показаться, то ли уезжают из города…»

Здесь, конечно, случай другой. Если бы девчонки не хотели работать на такой срамной работе, то вернулись бы домой, к матери-отцу или нашли бы нормальную работу. Город большой, неужели на всех работы не хватает? А страна еще больше. Ты только желание поимей, пошурупь своими куриными мозгами. Но то, что девчонки добровольно на этого скотину работают, с него вину не снимает. Наоборот, развращает он их ежедневно, к легкому хлебу приучил, к безделью и разврату.