Чужое лицо - Энн Перри Страница 53

— Тогда кто?

Монк вдруг испугался, ибо случившееся было бессмысленно и шло вразрез со всеми его прежними теориями. Он словно пытался соединить фрагменты из двух разных головоломок. С другой стороны, сюда приходили люди, связанные со взломщиками и изготовителями подложных документов. А стало быть, вся эта история не имеет отношения ни к скандалу в высшем обществе, ни к шантажу.

— Пока не знаю, — ответил он Ивэну, неожиданно для самого себя почувствовав прилив бодрости. — Но к чему гадать? Думаю, нас не выгонят со службы, если мы посетим парочку умельцев, промышляющих фальшивками, опросим осведомителей и тряхнем как следует скупщиков краденого.

Лицо Ивэна прояснилось, и он восхищенно улыбнулся. Похоже, помощник Монка был весьма поверхностно знаком с преступным миром, который еще не утратил в его глазах ореола таинственности. Что ж, краски трущоб покажутся Ивэну мрачноватыми: серый цвет нищеты и черный — застарелой боли и привычного страха. Горький юмор их обитателей напоминает о виселице.

Монк смотрел на мягкие черты лица Ивэна. Ну как ему объяснить? Слова — всего лишь ярлыки, навешанные на привычные вещи. А как подготовить Ивэна к встрече с отбросами человечества, коими кишат Уайтчепел, Сент-Джайлз или Блюгейт-Филдс? Сам Монк в детстве изведал тяготы жизни. Голод, протекающие башмаки, одежда, не спасающая от пронизывающего северо-восточного ветра, мечты о куске хлеба с подливой, озноб и яростная чесотка; потрескавшиеся губы и белые от холода пальцы Бет.

Но были и приятные воспоминания. Уверенность в относительной безопасности и чистота. Чистота во всем. Чистая скатерть, чистая (пусть даже старая) одежда, дочиста выскобленный стол, запах муки и рыбы, насыщенный солью весенний ветер, врывающийся в открытое окно.

Определенно, память понемногу восстанавливалась. Монк мог уже припомнить целые картины из своего детства. По воскресеньям они ходили в церковь. Ему слышались обрывки напевов, торжественно исполняемых людьми, верящими в то, что они поют, и знающими, что поют они хорошо.

Мать наставляла его быть честным, прилежно работать и учиться. И все-таки он так и не смог мысленно представить себе ее лицо. Каждый раз, когда он пытался это сделать, он видел перед собой лицо Бет — уже взрослой, той Бет, с которой он встретился несколько недель назад. Вероятно, они просто были очень похожи.

Ивэн смотрел на Монка выжидающе, весь в предвкушении настоящего сыска, вылазки в самое средоточие преступного мира.

— Да, — кивнул Монк. — Здесь уж нам никто руки связать не сможет.

«Даже Ранкорн», — мысленно добавил он.

Монк двинулся к двери, и Ивэн последовал за ним. Наводить порядок не стоило, лучше было оставить все как есть. Чуть позже какая-нибудь деталь в этом хаосе могла подсказать, кто были эти странные посетители.

Монк почти уже миновал прихожую, как вдруг остановился как вкопанный. Его заинтересовали трости. Он видел их и раньше, но мельком; все его внимание тогда было приковано к месту убийства. Итак, одна трость послужила оружием. Здесь, в прихожей, стояли еще четыре. Возможно, с тех пор как Грей стал хромать, он завел себе целую коллекцию. Ничего удивительного, майор всегда заботился о своей внешности. Видимо, одна трость предназначалась для утренних прогулок, другая для вечерних, третья — покрепче — для загородных поездок и еще одна — на всякий случай.

Взгляд Монка остановился на темной прямой трости цвета красного дерева с красивым медным обручем, отчеканенным в виде звеньев замкнутой цепи. Внезапно Монка бросило в жар; он догадался, что видел эту трость раньше — и не раз.

Ивэн застыл рядом, явно недоумевая по поводу причины промедления. Монк напрягал память, пытаясь вызвать образ человека с этой тростью в руке. Бесполезно. И все же трость была ему знакома, мало того — внушала неясный страх.

— Сэр? — неуверенно позвал Ивэн. Оба стояли неподвижно посреди прихожей. Монк так и не смог представить ни человека, ни даже его руку — он видел одну только трость.

— Вы о чем-то задумались, сэр? — Голос Ивэна вывел его из столбняка.

— Нет. — Монк наконец шевельнулся. — Нет. — Надо было как-то объяснить свое поведение. — Я просто прикидывал, с чего начать. Вы говорите, Гримвейд не обратил внимания на имена посетителей, когда просматривал документы?

— Нет. Но какая разница: имена-то все равно наверняка были вымышленные.

— Да, конечно. Но тот, кому заказали фальшивые документы, тоже мог их запомнить. — Вопрос Монк явно задал дурацкий — пришлось выкручиваться. Больше таких ошибок делать не стоило, потому что Ивэн внимал каждому его слову, словно откровению. — А мошенников, подделывающих документы, в Лондоне более чем достаточно. — Он постарался, чтобы голос его звучал твердо и значительно. — Осмелюсь предположить, что полицейские документы на прошлой неделе подделывали сразу несколько таких умельцев.

— О… Да, конечно. — Ивэн был полностью удовлетворен таким объяснением. — Но Гримвейд обратил внимание только на номер полицейского участка.

— Естественно. — Монк уже полностью взял себя в руки. — Впрочем, надеюсь, этого будет достаточно.

Ивэн тем временем закрыл дверь и повернул ключ в замке.

Но когда они оказались на улице, Монк резко изменил планы. Ему захотелось посмотреть, какое будет у Ранкорна лицо, когда он услышит об ограблении и поймет, что коль скоро Шелбурн тут ни при чем, то публичного скандала не предвидится. Стало быть, из двух опасностей остается одна: не справиться с делом. А в случае успеха Монку вообще ничего не грозит.

Он под благовидным предлогом отослал Ивэна, предупредив, что через час им нужно встретиться снова, а сам остановил кеб и покатил по солнечным шумным улицам к полицейскому участку. Когда Монк переступил порог кабинета, Ранкорн повернул к нему сияющее благодушием лицо.

— Доброе утро, Монк, — бодро приветствовал он. — Ничего нового, как я понимаю?

Для начала Монк доставил себе удовольствие, изобразив неуверенность — стал очень похож на робкого купальщика, которому предстоит окунуться в холодную воду.

— Расследование полно неожиданностей, — ответил он невпопад, встречаясь взглядом с начальником.

Ранкорн напустил на себя мрачный вид, но было ясно, что в душе он ликует.

— К несчастью, мы не уполномочены развлекать публику, — ответил он, тоже растягивая удовольствие. — Да и не забавляет никого наш озадаченный вид. Вы сильно сдали, Монк. — Он слегка нахмурился и откинулся в кресле. Проникший через окно солнечный луч упал ему на макушку. Голос Ранкорна внезапно исполнился сочувствия. — Вы уверены, что оправились от удара? Что-то вы сами на себя не похожи. Раньше вы не были таким… — Он улыбнулся, как бы смакуя про себя еще не произнесенное слово. — Таким робким. Вашей единственной целью всегда было правосудие. Не помню случая, чтобы вы спасовали даже в самых сложных обстоятельствах.

В глубине его глаз таились сомнение и неприязнь. Почему-то в такие мгновения Ранкорн напомнил Монку человека, балансирующего на неподвижном велосипеде.