Путь воина - Чингиз Абдуллаев Страница 52

Фумико все рассчитала точно. Они успели даже принять душ ивыйти к прилетевшему вертолету. Крылатая машина доставила их в центр города за тридцатьпять минут. Они сели на площадку высотного дома в районе Синдзюку. Поблагодаривпилота, они спустились вниз, где их уже ждал автомобиль, пригнанный сюдаспециально для госпожи Одзаки. Четырехдверный «Мицубиси» стоял перед зданием.

Фумико села за руль, направила машину в сторону Гиндзы.Когда они выехали на трассу, она взглянула на Дронго и спросила:

— Почему ты сидел в кабине вертолета с таким каменнымлицом? Ты был совсем на себя не похож. Я что-нибудь не так сделала?

— Просто я ненавижу летать, — пробормоталДронго. — Я боюсь летать даже на самолетах, а уж на вертолетах мне совсемплохо. Но я не хотел тебе этого говорить.

— Знаешь, что я тебе скажу? Ты меня тоже постоянноудивляешь. Я думала, ты ничего не боишься, а оказывается, ты боишься даже летать.Как же ты летаешь по всему миру?

— Боюсь, но летаю, — признался Дронго. — Японимаю, что это фобия. Но умные люди должны уметь преодолевать свои фобии.

Через двадцать минут они были в районе Гиндзы. Фумикоподъехала к театру Кабуки и остановилась недалеко от знаменитого здания.

— Всегда мечтал здесь побывать, — сказалДронго. — Этот театр одна из самых больших достопримечательностей вашейстраны.

— Мне иногда кажется, что ты знаешь гораздо больше, чемговоришь, — улыбнулась Фумико, вглядываясь в прохожих. Поблизости былаполицейская будка, около нее стояли и разговаривали двое сотрудников полиции вформе.

— Ну, театр Кабуки я знаю, — хмыкнулДронго. — Мне вообще кажется, что это некий символ Японии. Будучи мягкойженщиной, она все время старается предстать перед нами суровым самураем. Тогдакак в театре строгие мужики пытаются играть женские роли. В этой подменепонятий, наверно, заключена некая тайна японцев, которую чужеземцы не могутпонять. С одной стороны, восхищение цветением сакуры, ваши знаменитыепятистишия — танка и шестистишия — седока, культ живой природы, который царитздесь на протяжении тысячелетий. С другой стороны, этот «бусидо», суровыйсамурайский дух, эта непонятная этика «среднего равновесия», как я ее называю.Когда для вас важнее всего не выделяться из толпы и не потерять своего лица.

— Этика «среднего равновесия», — усмехнуласьона, — мне понравилось это выражение. А насчет подмены понятий… В Японииуже был человек, говоривший об этом. Известный Юкио Мисима, который, перед темкак покончить с собой, заявил, что Япония должна поменять свои мягкохарактерныеженские традиции на твердохарактерные мужские.

— Насчет Мисимы я очень сомневаюсь, — вдруг сказалДронго.

— В Каком смысле? — она удивленно взглянула нанего.

— Мне кажется, что в вашей стране, где слишком многозначения придается жесту или поступку Мисиме уделено неоправданно многовнимания. И никто не заметил других, более глубинных мотивов его поступков.

— О самоубийстве Юкио Мисимы написаны тысячикниг, — сказала Фумико. — Неужели ты думаешь сказать что-то новое?Ужасно интересно, что именно ты можешь мне рассказать о Мисиме.

— Просто я считаю, что он покончил с собой не толькоиз-за своих принципов. Дело в том, что в шестьдесят восьмом году Нобелевскуюпремию по литературе получил Ясунари Кавабата, который сразу стал культовымписателем не только вашей страны, но и всего мира. А Мисима всегда считал егообразцом для подражания. И вдруг Кавабата в одном из интервью заявил, что неможет признать Мисиму своим литературным продолжателем, у них слишком разныевзгляды. Для самолюбивого «самурая», каким был Мисима, это был страшный удар.Вот тогда он и стал рассуждать о мягкохарактерности, решив переплюнутьнобелевского лауреата своим диким поступком. В основе многих человеческих страстейподсознательно лежат неудовлетворенные графоманские начала, человеку кажется,что его талант не ценят по заслугам. И Мисима решил покончить с собой, чтобыпревзойти Каябату. Это моя теория. Возможно, я не слишком хорошо разбираюсь вяпонской литературе, но поступки людей и причины, побуждающие их к тому илииному шагу, я могу анализировать. Я ведь профессиональный аналитик.

— Хорошо, что ты не литературный критик, —пробормотала она. — В Японии тебя бы разорвали на куски тысячи поклонниковМисимы.

— Да, — согласился Дронго, — но именнопотому, что все рассматривали поступок Мисимы либо с точки зрения егосамоубийства, либо с точки зрения его взглядов на литературу. А нужно всегдасмотреть на человека в развитии, стараясь понять, какие истинные причины побуждаютего к тому или иному поступку.

Кто-то постучал в стекло. Они оглянулись. Это был Цубои. Оноткрыл дверцу и уселся на заднее сиденье. Затем достал сигарету. И, неспрашивая разрешения, закурил.

— Убили Тамакити, — повторил свое сообщение Цубои.Фумико посмотрела на Дронго и перевела ему слова старшего инспектора. Тоткивнул головой.

— Скажи ему, что я видел предполагаемых убийц, —сказал Дронго. — Один из них был в темно-бордовых туфлях с застежками. Авторой — высокого роста, коротко острижен, с лицом дебила.

Фумико перевела его слова. Цубои что-то проворчал.

— Он говорит, что такие приметы могут относиться клюбому человеку и он не может искать убийцу по описаниям его обуви.

— Это я понимаю. Но если я увижу убийц, я их сразуузнаю. Пусть он лучше выяснит, как они могли оказаться в гараже. Кто им далпропуск. Пусть проверит двух мужчин, которым выдали в банке пропуск напосещение.

Она перевела его слова. И короткий ответ Цубои.

— В банке не было посторонних. Он проверил всехпосетителей. Двое мужчин с такими приметами в банк не приходили, —сообщила Фумико.

Цубои задал какой-то вопрос. Фумико взглянула на него, потомпосмотрела на Дронго.

— Что он спросил? — уточнил Дронго.

— Он говорит, кто-то трогал пистолет после того, как изнего стреляли, — пояснила Фумико, глядя на Дронго. — Экспертизаустановила, что пистолет протирали носовым платком и на рукоятке осталисьмикрочастицы платка.

Дронго слушал с каменным лицом. Фумико начала заметноволноваться.

— Говори спокойнее, — попросил Дронго, — мнене хочется, чтобы ты так нервничала.

Цубои продолжал говорить. Фумико облизнула губы и перевеласледующие его слова.

— Экспертиза установила, что пистолет протирали носовымплатком, который мог быть куплен в Париже, — продолжал Цубои. — И яуверен, что оружие протирали именно вашим платком, Дронго. Она тревожновзглянула на него, ожидая ответа.