Солнце светит не всем - Анна и Сергей Литвиновы Страница 52

– Игорь? Ты где? – подскочила Таня. Слышимость была – словно из соседней квартиры звонили.

– Майами-Бич, штат Флорида, Ю-Эс-Эй.

– Как ты там?

– Отдыхаю с предками. Мой папаня – американский академик, не забыла?… Сейчас вот только что искупался в океане, иду в отель и вспомнил тебя… У вас там, наверно, снег идет?

Таня взглянула на серое небо и порхающие редкие снежинки, вздохнула:

– Идет, Игорек, идет… А у вас там жарко?

– Не то слово.

– Ну, спасибо, что вспомнил. С чего вдруг?

– Да вот иду мимо ювелирной лавки, смотрю на витрину и думаю: надо бы Танечке подарок сделать… Разбить, что ли?… А потом думаю: так ведь в витринах фальшивые камни выставляют, настоящие в сейфах лежат… Или в земле…

– Ты о чем?

– Да так, брежу. Соленый воздух свободы, знаешь ли… Голова кружится… Помнишь, как ты у Хозяина Озера после бани в озеро прыгала?

– Подсматривал?

– Подсматривал, Таня, подсматривал. И на ножки твои, и на шейку. Очень ей, думал, мой бриллиант пойдет. Но еще пуще – ножке. Правой ножке. Именно правой, Танечка, слышишь?

– Слышу да не пойму, что за чушь ты несешь…

– А ты подумай и поймешь… С Новым годом тебя!… Дмитрию большой привет! Завидую я вам… Москва, снег… Можете сейчас пойти на лыжах покататься – Ну, пока… – И Игорь повесил трубку.

Таня вскочила с постели. Походила голенькая по квартире, хмурясь и закусывая пряди. Думала. Что за странный звонок? Какие-то дурацкие намеки. Хозяин Озера. Баня. Бриллиант. Ножка. Именно правая ножка, не левая…

Она сварила себе кофе. Выпила. Закурила.

И ее вдруг осенило.

Она набрала номер Дмитрия:

– Быстро одевайся, мы едем.

– Куда?

– В Горовец.

* * *

Иван Петрович опять коротал зиму у озера один.

Все работы по саду и дому были кончены.

Свинина и телятина проданы.

Удалось съездить в Вологду и на вырученные деньги накупить целую гору книг.

Сегодня до обеда он почитает. Покушает самодельной тушенки. Протопит баню.

Эх, потом попарится вволю, поваляется в снегу…

Сегодня Новый год.

Вечером он сядет, откроет баночку икры, откупорит шампанское.

Будет вспоминать прошедший год. Все то хорошее, что было. Каждый красивый день. Каждую прочитанную книгу. Ему не будет скучно. Ему не бывает скучно с самим собой.

Перед домом росла елочка. Ее Иван Петрович посадил в первый год своего пребывания здесь. Теперь она ему уже по плечо. Веточки ровные, одна к одной.

Иван Петрович украсил елочку. Повесил две гирлянды.

Несколько гирлянд развесил на деревьях по участку. Фонари зажег, запустив передвижной дизель. Сегодня праздник, и свет экономить не стоит.

В десять он устроил себе стол. Открыл икру, сделал бутерброды. Позволил себе двадцать граммов водки, настоянной на травах. Закусил грибочком.

Прислушался. Издалека слышался шум подъезжающей машины. На дворе залаял Дик.

Иван Петрович выпрямился. Он знал, что они приедут.

* * *

Раскрасневшиеся, с пакетами, бутылками, тортом выпрыгнули из машины второго, после Хлопова (а теперь единственного горовецкого) частника, Миши Базенко, двое.

Иван Петрович, встречая их на крыльце, со вздохом облегчения отставил ружье. Гостями были Дима и Таня.

Подошли, обнялись.

Иван Петрович был рад видеть их. Ох, до чего рад!

Базенко развернулся и уехал, надеясь еще поспеть домой к Новому году.

– Где ж ваш третий? – спросил Иван.

– В Майами, – отвечала Таня. – Купается там.

– Напрасно, – отрезал Иван Петрович. – Что за Новый год без снега… Ну – в дом!

В бане было еще тепло.

Иван Петрович подбросил дровишек и стал хлопотать, доставая сало, капусту квашеную, моченые яблочки, мед, открывая покупные шпроты и собственного приготовления тушенку.

– А вы в баню, в баню! – крикнул он гостям. Таня с Димой не заставили себя упрашивать. Пошли вместе, нисколько не стесняясь, как лучшие друзья.

В предбаннике скинули одежду. Дима посмотрел на нее. Высокая грудь. Лукавые глаза. Плоский живот с татуировочкой. Крутые бедра. Помимо воли он шагнул к ней.

– А когда копать? – лукаво спросила она.

– Под правой ножкой? Вот под этой? – он опустился на колени и поцеловал ее в правое бедро.

– И под левой… – пробормотала она.

Он поцеловал ее в левое бедро. Головы закружились…

После они парились, и катались по снегу, и бежали по сходням к озеру, прыгали в прорубь.

Без четверти двенадцать сели за стол.

Вскоре по радио раздался бой курантов. Они зазвенели бокалами с шампанским, закричали «ура», стали целоваться, целовать Петровича.

Потом Петрович вышел на кухню.

Гремел там жестянками из-под чая.

Вернулся с чем-то, завернутым в тряпицу.

– Чинил я тут давеча сходни, – начал он, – Дик вокруг крутился… Потом он землю под стойкой разрыл…

– Под правой стойкой? – лукаво переспросила Таня.

– Под правой… – ошеломленно сказал Иван Петрович. – Да ты все знаешь, девка!… Вот шельма!… Чего ж теперь вам долго рассказывать… Короче, разрыл Дик землю – и вот…

Иван Петрович развернул тряпицу и положил что-то посреди стола.

На клеенке, рядом с банкой икры и стопкой водки, лежал, играл, лучился под яркими новогодними огнями огромный красный бриллиант.

Дима, Таня и Иван Петрович замерли на секунду, завороженные блеском отточенных граней.