Ловушка горше смерти - Светлана Климова Страница 52

— Конечно. Я очень рад, Лина. Почему у вас такой голос? Что-то случилось?

— Ничего. Нам нужно увидеться, чтобы все решить окончательно. Через полтора часа я буду свободна.

— Где мы встретимся?

— Возле Савеловского вокзала. У касс.

— Я приеду.

Марк положил трубку и в течение минуты сосредоточенно размышлял.

Времени, однако, оставалось в обрез. Засучив рукава, он прошел в кухню и взялся за дело. Предстояло соорудить ужин на двоих, потому что он твердо решил, что непременно привезет Лину сюда. Все должно быть скромно, но в то же время и изысканно. Спокойная, умиротворяющая обстановка, немного хорошей еды, фрукты. И обязательно — цветы. Из стенного шкафа Марк извлек пару золотисто-красных высоких бокалов французской работы, таких старых, что позолота на ободках почти стерлась, бережно протер, дыша на хрусталь, и отнес на маленький стол, располагавшийся у стены, противоположной окну, под картинами. Затем положил приборы и поставил широкие тяжелые дрезденские тарелки с монофаммой, к ним — салфетки в серебряных кольцах. Затем по всей поверхности стола живописно расположил холодные закуски вперемежку с зеленью, оставив в центре место для цветов. Напоследок окинув все критическим взглядом, Марк развернул хрустящую льняную салфетку и набросил ее поверх созданного натюрморта.

Вымыв руки, он неторопливо и тщательно выбрал костюм, галстук, однако в последний момент передумал и вернул костюм на место, оставшись в джинсах и мягком исландском свитере. Поглядывая на циферблат, вынул из холодильника вино и отправил бутылку в нишу у батареи отопления — она успеет согреться. Куртка не просохла после вчерашнего, и ему пришлось влезть в старое долгополое драповое пальто, служившее ему в поездках. Не застегивая его, Марк вышел, вызвал лифт, но тот не шел, из шахты доносились глухие голоса. Тогда он открыл дверь на черную лестницу и, прыгая через ступеньки, поспешил вниз…

Лину он заметил, когда такси описывало длинную дугу по площади вокзала.

Девушка стояла как бы на полпути между кассами и автобусной остановкой. Сумерки уже начали сгущаться, ртутные фонари тлели вполнакала. Людской поток с подошедшей электрички обтекал Лину с двух сторон, она же сохраняла полную неподвижность.

— Тормози, — сказал Марк, на ходу открывая дверцу и откладывая в сторону розы в хрустящей обертке. Машина притерлась к бортику.

— По-быстрому, — буркнул водитель. — Здесь нельзя.

— Лина! — окликнул Марк еще издали.

Девушка плавно повернулась к нему и пошла навстречу, двигаясь странно замедленно, будто по пояс в воде. Марк отступил к машине, пропуская ее в салон и придерживая дверцу, затем сел сам. Лина сидела прямо, слегка откинув голову и прищурившись на затылок водителя. Едва они тронулись, Марк сказал:

— Мы едем ко мне, если не возражаешь. Это удобнее всего.

Лина равнодушно кивнула и хрипловато, не замечая его «ты», ответила:

— Хорошo.

Потом они надолго замолчал". Когда уже катили по проспекту, Лина пошевелилась и проговорила:

— Здесь какие-то цветы. Я боюсь помять. Это твои?

— Черт… — Марк улыбнулся в темноте. — Совсем забыл. Это тебе, извини.

— Белые розы? — В голосе Лины звучала ирония. — Ты упрямый человек.

Она отвернулась и стала глядеть в окно, словно отыскивая кого-то среди пешеходов на тротуарах.

У дома Марка они вышли. Те несколько десятков метров, которые необходимо было пройти до подъезда, он бережно и твердо поддерживал ее под локоть, словно для того, чтобы этим прикосновением засвидетельствовать реальность происходящего.

Лифт поднял их на двенадцатый этаж. В прихожей Лина стряхнула с плеч свой плащ, сняла шарф и, оставшись все в том же, уже знакомом Марку, платье с открытой спиной, вопросительно взглянула на хозяина.

— А теперь — сюда. — Он толкнул матово-черную дверную ручку. Дверь бесшумно поехала в сторону и ушла в стену. Щелкнул выключатель.

Не раздеваясь, Марк отнес в кухню цветы, там же избавился от пальто.

Когда он вернулся, Лина, стоя посреди комнаты, рылась в своей плоской черной сумочке. Наконец она нашла то, что искала.

— Садись же, — сказал Марк. — Устраивайся поудобнее.

— Вот, — проговорила Лина, оглядываясь, и опустилась в низкое гнутое кресло. — Я подписала твои условия. Я готова исполнить все, о чем ты говорил.

Возьми.

Марк, не глядя, принял у нее сложенный вчетверо листок и небрежно бросил его в ящик письменного стола. Затем включил настенные светильники и погасил верхний свет, заливавший комнату слепящей белизной.

— Чудесно, — сказал он. — Но об этом мы поговорим немного позже.

Расслабься и давай поужинаем. Тебе необходимо поесть. Выпьем вина.

Наклонившись, он выудил из ниши бутылку и поставил на подоконник.

Лина коротко взглянула — за сплошной плоскостью стекла было совершенно черно, будто окно выходило в открытый космос, и внезапно сказала:

— Так где же твоя живопись? Что-то я ничего не вижу.

— Разве? — удивился Марк, пересекая комнату и придвигая кресла к столу, накрытому салфеткой.

— Это? — Лина кивнула в сторону шагаловского наброска.

— И это тоже. Шагал, между прочим. Хотя и неатрибутированный.

— Что это значит?

— Это значит, что работа не подписана и авторство нужно доказывать. Но я в этом не нуждаюсь.

— Допустим. — Лина переменила позу. Теперь локти ее опирались на колени. — А где же остальные? Я знаю кое-каких художников, у них холсты от пола до потолка.

— Это лишнее. — Марк снова вышел и вернулся с черной стеклянной вазой, в которой стояли цветы, сбросил салфетку с сервированного стола, скомкал ее и сунул за кресло. Откупоривая вино, он продолжал:

— Все, что у меня есть, я храню не здесь. Таковы обстоятельства. Если когда-нибудь захочешь, я покажу тебе. Это стоящие вещи. Прошу!

Повинуясь его жесту, Лина пересела к столу. Под салфеткой скрывалось продолговатое мельхиоровое блюдо, прикрытое сверкающим колпаком, а также с полдюжины хрустальных корытец с оранжево-розовой семгой, лоснящейся, как антрацит, икрой и паштетами. Марк разлил вино — себе на донце, Лине на два пальца.

— Ну же! Смелее. Наш первый ужин, и надеюсь, не последний. Немного мяса, фруктовый салат… Все легкое…

Он отломил хрустящую корочку калача, подцепил ею лепесток масла, зачерпнул ложечкой икры. Двумя пальцами сжал дольку лимона, ловя хлебом мутноватые капли сока, и с аппетитом зажевал, как бы приглашая поскорее присоединиться. Затем, сняв с блюда крышку, примерился и отсек пару ломтей холодной телятины, ловко перенеся один из них на тарелку Лины.

Лина придвинула тарелку к себе, но взялась за бокал, пригубила вино и зябко поежилась.