Предательство в Неаполе - Нил Гриффитс Страница 52

— Нельзя работать в тюрьме, — произносит она с внезапной горячностью. — Невозможно.

— Сочувствую.

Джованна подходит ближе. Тень ее колеблется в зыбком свете свечей. Она садится на столик рядом со мной и, взяв себя в руки, спрашивает:

— Где ты живешь в Соединенном Королевстве? Лондон?

— Да.

Я жду ее расспросов об Англии, о Лондоне, но вместо этого Джованна резко поворачивается ко мне всем телом, поднимает глаза и говорит:

— Вот куда я хочу уехать. Я буду помогать тебе здесь, а ты потом помогаешь мне там.

Такого, конечно, я не мог и представить. Я изумлен сильнее, чем тогда, когда неожиданно встретил ее верхом на «веспе» или когда обнаружил ее записку в кармане джинсов.

— Я не понимаю.

Джованна, как заведено у неаполитанцев, складывает ладони, только сейчас это подлинная мольба о помощи. Даже ее откровенная тактика «услуга за услугу» лишена хоть какой-то угрозы. Сюда, в ее тайное убежище, меня привезли договариваться о плане побега.

— Зачем тебе моя помощь?

— Inglese, — объясняет Джованна, — у меня нет денег, нет passaporto. [55]Они… мне никогда не позволят. Я девочка. Ты не понимаешь. Я должна оставаться с famiglia. Моего брата посадят в тюрьму. Бабушка моя, она умрет. Я должна остаться.

— И чем будешь заниматься? — спрашиваю я с тревогой.

— Ухаживать за моей famiglia.

Приходится напомнить себе, что это одно из проявлении культуры Старого Света, когда узы семейной верности, которые борьба за жизнь сделала еще крепче, ставятся превыше всего. А значит, бессмысленно увещевать Джованну словами типа: «Делай то, чего тебе хочется». И я говорю:

— Я не знаю, как тебе помочь. И потом, они будут искать тебя…

— А мне все равно! — дерзко восклицает она.

— А мне нет. Ты молода. Что, по-твоему, они со мной сделают?

— Я тебе уже помогла. Мой брат хочет тебя убить. — И не без театральной выразительности Джованна чиркает пальцем по горлу.

Вот оно, долгожданное подтверждение моих страхов! В тот же миг тело мое лишается воздуха, который упруго вырывается изо рта, ноги подкашиваются, я складываюсь пополам. Если бы не Джованна, мне бы на ногах не устоять: она подхватывает меня и усаживает обратно на столик. Сует бутылочку воды. Вода газированная, пузырьки во рту устраивают пальбу, от кислорода кружится голова. Некоторое время прихожу в себя, прежде чем удается произнести:

— Что ты имеешь в виду?

Джованна все еще держит меня за руку.

— Времена сейчас плохие. Люди стали… paranoico. Ты понимаешь?

Я высвобождаюсь и сажусь на лавку.

— Но почему? Зачем убивать человека только за то, что он торчал в зале заседаний?

— Ты врешь. «Turista», ты говоришь, а потом мы видим, как ты с Масканьи в тюрьме. Мой брат… его убили. — Джованна машет рукой, как бы объясняя: раньше убили.

— Он все еще хочет убить меня?

Она пожимает плечами:

— Я буду рассказывать. Я буду объяснять. Только ты должен мне помочь. — На этот раз принцип «quid pro quo» [56]этой сделки звучит куда более убедительно.

— Как я могу помочь? Я живу на последние деньги, какие у меня только есть. Может быть, когда я вернусь, у меня и квартиры не будет… — Я умолкаю, потом начинаю рассуждать вслух: — Может, Алессандро поможет? — Смотрю на Джованну.

Та деревенеет.

— Нет. Нет Масканьи.

— Почему? Он сумел бы помочь тебе.

— Нет. Prometti! [57]Нет Масканьи. Я и ты. Perfavore, inglese… [58]

— Ладно, обещаю. — Я надеюсь, что на нее наводит страх должность Алессандро, а не что-то другое. — Мне нужно на воздух. — Выхожу за дверь и останавливаюсь. — Считается, что я в отпуске. — Я обращаюсь не столько к Джованне, сколько к себе самому.

— Ты в Неаполе, — напоминает она.

Я издаю суховатый смешок. Да разве можно чувствовать себя здесь спокойно? Оборачиваюсь к Джованне. Она стоит, подпирая спиной треснувшую дверную раму и сложив руки на груди. От ее позы веет фатальной решимостью: мы выложили карты на стол и теперь должны договориться. Между нами устанавливается незримая связь. Нам лишь нужно найти кратчайший путь к решению проблем. Я чувствую, что желаю Джованну, желаю как-то соединиться с ней. Предаться страсти и тем преодолеть наши страхи, наше одиночество, наше смятение. Интересно, желает ли Джованна чего-нибудь в этом духе. Даже если и желает, я сомневаюсь, чтобы она смогла разобраться в своих чувствах. Я пристально смотрю на девушку. Джованна очень сексуальна, у нее юное и гибкое тело. У меня — уставшее и больное. Мы очень разные.

— Послушай, Джованна, если я соглашусь, то хочу знать, что для моей жизни опасности нет. Совсем никакой. Мне нужны гарантии.

Джованна делает шаг ко мне:

— Я тебе говорю. Для тебя никакой опасности.

— Откуда ты знаешь?

— Моя бабушка, — твердо заявляет она. Ее вера в бабушкино влияние настолько всеобъемлюща, что завораживает. Так и кажется, что возможности бабушки гарантировать мою безопасность вселяют в ее внучку уверенность. Становится понятно, каким образом некоторые люди, заключенные в тюрьму, способны оставаться всесильными.

— Только потому, что я помог ей подняться по ступеням?

Джованна кивает, и я догадываюсь, что эта маленькая услуга дала мне отсрочку, но не более того.

— Что ты собираешься делать? — спрашивает Джованна.

— Не знаю. Тут надо подумать.

— Grazie, — благодарит она и улыбается. Потом подходит и, привстав на цыпочки, ласково целует меня в щеку. — Нам уже пора ехать.

— Когда я тебя снова увижу? — задаю вопрос — то ли от смущения, то ли оттого, что теперь мы связаны взаимными обещаниями.

— Я тебя найти, — говорит Джованна. — Мы должны… секрет.

Мне приходит в голову мысль получше. Скрывать наши встречи — чистое безумие. С таким народом хитрить — только себе вредить, хуже тактики не придумаешь. Рано или поздно нас засекут, и чем тогда оправдываться? Почему бы попросту не подружиться? Открыто. Встречаться в кибер-кафе, есть пиццу вместе. Дружить-то ей, должно быть, позволяется.

Я выкладываю свои соображения. Джованна смотрит на меня недоверчиво, потом спрашивает:

— Ты согласишься прийти на cena [59]с mia famiglia?