Окно в Европу - Валентина Андреева Страница 52

Вероятно, Светлана Николаевна состояла в очень тесных дружеских отношениях с семьей Синельниковых, поскольку так нервничать мог только очень близкий им человек. Стараясь не очень сгущать краски, я поведала всю историю, случившуюся с Андреем, в кратком изложении и в розовых тонах.

Наташка хмурилась и в процессе всего рассказа размешивала чайной ложкой чай – без сахара. В конце концов ее прорвало:

– Тебя послушать, так Андрей просто воспарил от счастья с подоконника в поднебесье. Этакий душевный подъем! Просто не очень удачно приземлился. Посадочная полоса была занята. Светлана Николаевна, я совсем не хочу вас пугать – Андрей действительно пошел на поправку. Но за ним кто-то упорно охотится. Наша задача – уберечь его, оградить от необоснованных подозрений его жену – она, кстати, пропала, – и помочь им восстановить прежние отношения.

– Да! – с жаром подключилась я. – Дело в том, что Андрей не видел, кто его толкнул, а в комнате, как он считал, в это время находилась его жена – Нина. Андрей ошибался. Там был еще один человек, на совести которого попытка убийства Андрея. В результате всего увиденного Нина потеряла рассудок и способность говорить, впоследствии ее похитили из больницы. Убита Вика – двоюродная сестра Андрея. Причем для этого ее специально заманили в его пустующий коттедж…

Светлана Николаевна попросила повременить с продолжением и слишком прямо и напряженно вышла в другую комнату. Милочка, разинув рот, с интересом смотрела на нас во все глазенки.

Вернулась Светлана Николаевна довольно быстро. От нее ощутимо попахивало валокордином. Переглянувшись с Натальей, я решила не акцентироваться на смерти Виктории, а сразу перейти к делу:

– Понимаете, дураку ясно, что Андрей обладает большими деньгами. За ними и идет охота. Учитывая, что на вора в законе он не похож, на преступного авторитета – тоже, остается несколько версий: он нашел клад и не сдал его государству либо получил большое наследство. Мне больше нравится второй вариант, хотя едва ли мама или тетя из Коломны могли обогатить Андрея. Наверное, сами жили бы в лучших условиях. А судя по тому, что Андрей говорил нашей Нинели, то есть Нине, – больше родных у него нет.

Светлана Николаевна, сложив руки на коленях, тихо сидела на стареньком, деревянном, с гнутой спинкой стуле и отрешенно смотрела в окно. Мы молчали. Даже Милочка аккуратно положила на стол конфету, так и не развернув ее.

– Не понимаю… – наконец проронила женщина. – Если бы Виктория… нет! Не понимаю!.. Но, может быть, вы что-то уловите из моего рассказа… Дай Бог!.. С Машей – Марией Павловной, мамой Андрея, мы одногодки. Наши родители въехали в эти квартиры вместе. У Синельниковых была большая шумная семья – родители: Павел Петрович и Евгения Семеновна, бабушка Прасковья (дед Артем погиб в тридцать девятом) и три девочки. Весной сорок первого нам с Машкой было по три года, Дашеньке – семь лет, а самой старшей – Катюше – тринадцать. Я же была единственным ребенком в семье. Весьма хилым и тощим. Павел Петрович работал вместе с моим отцом на одном заводе, а Евгения Семеновна и мама – в одном детском садике. Дружили семьями. Каждое лето в начале июня семья Остапенко (фамилия Маши до замужества) уезжала на Украину, где жила родня деда Артема. После окончания отпуска родители возвращались в Москву, а девчонки оставались там на все лето. В этот раз Павел Петрович поехать не смог – не отпустили на работе, но зато прихватили нас с мамой. В памяти остались белые хаты, большие черешневые деревья с красными сладкими ягодами и бомбежка. А потом постоянные скитания в попытке вернуться домой. Иногда нам везло – подвозили на машинах, на телегах, но в основном шли пешком. Нам удалось попасть на какой-то поезд, но бомбежка разметала нас в разные стороны. Мы растерялись. С Евгенией Семеновной, Машулей и Дашей встретились уже в Москве. Катюша, как считалось, погибла при бомбежке. Веселье и игры ушли из нашей жизни. Все жили только сводками с фронта, куда ушли, не дождавшись возвращения родных, и Павел Петрович, и мой папа. Больше мы их не видели. Павел Петрович погиб под Смоленском. На него пришла официальная похоронка. А мой папа пропал без вести, и мы с мамой не верили в его смерть. И не только мы. Пенсию нам за погибшего отца долго не назначали.

Бабушка Прасковья умерла этой же осенью. Машка, любившая ее больше всех, постоянно хныкала и требовала ее возврата. В эти минуты девочку приводили к нам. В силу малого возраста нам трудно было понять, что вокруг творится. Единственное, что усвоили твердо, – все плохое, что существует на этом свете, называется одним общим словом: война.

Сорок пятый год был для нас с Машкой годом особой радости – в первую очередь, конечно, от конца войны и долгожданной Победы. А еще мы с ней в этот год пошли в школу – в один первый класс. Наши судьбы и жизни так переплелись, что и я и она искренне считали себя, скорее, сестрами, чем подругами. В пятьдесят седьмом году неожиданно объявилась Катюша. Евгении Семеновне было тогда уже за пятьдесят. Хорошо помню тот день, когда от старшей сестренки Остапенко пришло письмо. Конверт с иностранными штемпелями и марками не раз ходил по нашим рукам. Евгения Семеновна от радости слегла. Говорят, что от счастья не умирают. Какое там – еле выходили!

История спасения Катюши ничем особенным не отличалась. Во время бомбежки девочка старалась не поддаваться панике и держаться вместе с родными. Но тут рядом упала женщина с грудным младенцем на руках и жутко закричала. Катенька помогла ей подняться. Где-то впереди, среди других криков, она различила зов матери. Вместе с женщиной она побежала на зов, стараясь как можно дальше скрыться от огня, стонов, проклятий и плача. Это было какое-то звериное чувство – найти убежище, спрятаться так, чтобы стать невидимой. Потом как-то разом все стихло.

Очнулась она в темноте и не сразу поняла, где находится. Очень хотелось пить. Позвала маму. Сначала тихо, потом все громче и громче. Никто не отозвался. Над головой громоздились какие-то доски, ощутимо пахло гарью, и невозможно болела голова. С трудом девочка выбралась из завала. Темнота отступила – был всего лишь вечер. Недалеко виднелись валявшиеся обгоревшие вагоны. Паровоза почему-то не было. Несколько человек медленно бродили по придорожной полосе, внимательно вглядываясь в то, что лежало на земле. Катюшу буквально вывернуло наизнанку. Потом стало легче, и она отправилась куда глаза глядят, лишь бы подальше от этого места, стараясь гнать от себя мысли, что где-то там, вместе с остальными, остались мама и младшие сестренки.

Ее пригрели в одном селе, куда вскоре пришли немцы. В пятнадцать лет вывезли в Германию, где она с утра и до поздней ночи трудилась по хозяйству на одну небольшую немецкую семью. Ей повезло. Хозяева не обижали. Терпеливо учили доить коров и ухаживать за свиньями. Кормили за одним столом вместе с собой и иногда делали маленькие подарки. Конец войны она застала в Берлине, куда попала вместе с хозяйкой. Фрау Марта с большими трудностями доставила родной дочери запас домашнего продовольствия, но вернуться домой сразу уже не смогла. После взятия Берлина их район попал под американскую зону контроля. Это и решило дальнейшую судьбу девушки. Семнадцатилетняя красавица Катерина настолько поразила ум и сердце двадцатипятилетнего янки, что он дважды переврал ее имя, регистрируя кандидатуру девушки на возврат в Советский Союз. Через день он отыскал ее сам. Ум был поражен настолько основательно, что Джек рассуждал только сердцем. Поэтому и предложил «Катушке» махнуть с ним на свою историческую Родину в качестве невесты. Она отказалась, хотя в душе сомневалось, что ее на Родине кто-то ждет. Мама с сестрами погибла при бомбежке. Если только вернулся с фронта отец и еще жива бабушка.