Джентльмены чужих писем не читают - Олег Горяйнов Страница 52

– Это тоже запоминать? – с ужасом перебил его Иван.

– Это можно не запоминать, это наглядный пример. Разве только в факультативном порядке, если потом захотите в эти дела въехать с головой…

– А кто он-то? О ком речь?

– А это уже вопрос номер два. Садитесь в падмасану.

– Во что? – Иван оглянулся по сторонам.

– В “лотос”. В позу лотоса. Вы и этого не знаете?..

– Почему же не знаю, – обиделся кэмээс по офицерскому многоборью и, поворочавшись, не без труда принял требуемую позу. Дмитрий Семенович с тонкой улыбкой наблюдал за молодым лейтенантом, запутавшимся в собственных ногах.

– Справитесь, – сказал он наконец. – Физические данные позволяют.

Иван был в чёрной маске, как чеченский террорист. Это добавляло неудобства, но деваться некуда – такой в шпионском университете был порядок.

– Переходим к теоретической части, – начал Дмитрий Семенович. – Это вам не сказать, чтобы сильно было нужно, но без некоторых азов не обойтись. Конечно, теоретическая часть у нас получится сильно сокращённой, так что это будут даже не азы, а отдельные тезисы. Итак, что есть дыхание как физическое явление? Дыхание как физическое явление есть регулярный динамический процесс газообмена организма всякого человека с окружающей его газосодержащей средой. Объем газа, пропускаемый в минуту через человеческий организм, составляет 7.2 литра. Это среднестатистическая цифра для мужчины двадцати лет при температуре двадцать по Цельсию, влажности…

– Разрешите сменить позу! – обратился Иван.

– Зачем? – спросил гуру, медленно прохаживаясь вокруг Ивана.

– Ногам больно с непривычки! – простонал Иван.

– Глаза направьте в точку между бровями, – посоветовал Дмитрий Семенович. – Дышите животом. И не будет больно. О чем мы, бишь?.. Правильно, о дыхании. Для дыхания в оболочке человеческого организма существуют следующие отверстия: левая ноздря – раз, правая ноздря – два…

– Направил!.. – жалобно произнес Иван. – Всё равно больно!..

– Терпите, боец! – непреклонно сказал инструктор. – И не перебивайте. Я вам тут рассказываю вещи, которых вам ни в каких академиях не расскажут, а вы всё стонете. Терпите уж!

– Дак невмоготу же! – взмолился Иван.

– Эко – невмоготу! – интеллигентно воскликнул Дмитрий Семенович. – Чудило! Разве это – невмоготу?

– Вам-то, наверное, тоже было больно терпеть в первый-то раз?..

– Я, прежде чем мне позволили в первый раз в падмасану сесть, три года пыль с циновок ладошкой в горсточку подметал. Причем молча. Молча – это буквально молча. А питался тем, что от учителя в глиняной плошке оставалось. И – чуть не так поклонился, или пылинку где оставил – получал бамбуковой палкой по хребтине, да с оттяжечкой!

Иван разинул рот.

– Правда?

– Ко лжи органически неспособен.

– Виноват! – выдохнул Иван.

– Ничего, ничего. Никто не без вины. Итак, с дыханием вам понятно?

– Та-ак точно-о-о…

– Переходим к пранаяме, которая, собственно говоря, и есть то, что вам нужно на первом этапе. Пранаяма есть механизм высвобождения кундалини и направления её в нужное русло, а проще говоря, теория и практика управления дыханием, с которым мы уже разобрались в общих чертах. Однако, к самадхи ведет лестница, состоящая из восьми ступеней. Пранаяма есть ступень номер четыре. Отсюда следует что? Что сперва нам нужно пройти первые три, а именно: яму, нияму и асаны…

– Всё, больше не могу, – заявил Иван и распрямил ноги. – Я согласен, что вы покрепче меня будете, но я больше не могу.

Гуру пожал плечами.

– Что ж, садитесь в сиддхасану. Тоже вам нужная и полезная будет поза.

– А это как? – с тоской спросил Иван, массируя лодыжки.

– Левая пятка между анальным отверстием и им, правая пятка на левой…

– Кем им?..

– Так вы его ещё не назвал по имени?

– Кого?

Дмитрий Семенович, внутренне страдая от тупости курсанта, наконец, сказал ему на простом армейском языке, кого он имеет в виду.

– Вот ему и нужно придумать имя.

– Так ведь у него уже есть имя…

– Какое?

– То, которое вы только что назвали…

– Это?

– Ну да, оно самое, всенародное…

– Что вы, курсант. Это не имя. Это как бы родовая фамилия. Иванов, Петров, Сидоров.

Дмитрий Семенович вдруг разложился на три части и сложился на пол напротив Ивана в какую-то совершенно невообразимую позу.

– Имя у каждой твари должно быть, – заговорил он доверительно. – А то нехорошо получается: фамилия есть, отчество есть, а имени – нет… У вас с ним отношения должны быть, так сказать, неофициальные, интимные…

Да он же сумасшедший, осенило Ивана. Чистейшей воды, блин. Торчал там и задвинулся. Запросто. Или бамбуковой палкой по черепу перепало… Ну и профессора в этой Академии…

– В позу! – приказал гуру тоном, не терпящим возражений и колебаний.

Иван сел в сиддхасану, что оказалось несравнимо легче, чем сесть в лотос, и принял на скрытое под маской лицо почтительное выражение.

– Итак, – произнес гуру и опять принялся, по своей академической привычке, описывать вокруг Ивана плавные круги. – Как же мы назовем ребёночка?

– Он уже не ребёночек, – обиделся Иван за будущего друга.

– Я вас уверяю, – сказал Дмитрий Семенович. – Через полгода вспомните, какой он у вас был неуклюжий пацан, прольёте слезу умиления…

– Пусть тогда его зовут Степан! – сказал Иван в некотором озарении.

– Что ж, хорошее русское имя, – раздумчиво произнес инструктор. – А почему Степан?

– У нас замполит был на первом курсе, – объяснил Иван. – Майор Степанов. Очень похож. Я всё равно как буду на него смотреть – так буду замполита вспоминать. Так уж чтобы не путаться…

– Резонно, – Дмитрий Семенович вздохнул и приумолк на минуту. – Я давно замечал, что у людей, профессионально связанных с идеологическим воздействием на массы, как то: армейских замполитов, лидеров партий и движений, телеведущих – лицо, как говорят в народе, “застругано под член”… Но мы отвлеклись. Начинайте дышать. Кстати, такие вещи, как этот замполит Степанов, вы мне не должны рассказывать…

– Почему?

– Потому что вас можно по таким вещам идентифицировать. А мы с вами друг для друга – инкогнито…

Так из Ивана стали растить передовика производства.

К полудню Иван полностью восстановил свои силы. Кундалини его пробудилась и тихо ворочалась где-то в районе копчика. Весь организм так и трепетал от избытка энергии, будто парус на ветру. Степан Иванович вставал по первому слову, как сознательный рабочий – к станку на ударную вахту, и стоял сколько нужно, никаких забот не требуя, ни на какие внешние раздражители не отвлекаясь. Можно было разбивать шапито прямо перед гостиницей и давать шестичасовое представление с гирями и цепями, которое не снилось всяким там канделариям.