Пять рассерженных мужей - Людмила Милевская Страница 51

— А как бы вы поступили, если бы вам руку и сердце сам графпредложил? С замком, лакеями и камином под Парижем. Как бы поступили вы?

Роза и Тамарка охнули.

Ликуя, я подытожила:

— Вот так же поступлю и я.

— Мама, а как же Женька? — прорыдала Тамарка.

И Роза туда же за ней:

— Сонька, как же Женька? Он же умрёт без тебя!

— Ничего, Юлька его реанимирует, да и Роза поможет, для неёничего невозможного нет, она же у нас гинеколог, — отрезала я и с чувствомполнейшей победы отключилась.

Мишель с непониманием уставился на меня. Пришлось пояснить:

— Подруги, немного чокнутые, но очень милые. Прикидываютсячто за Женьку переживают, а сами боятся, что уеду в Париж. Остаться без менябоятся.

— Почему? — удивился Мишель.

— Я же вам говорила: совсем разучились без меня жить. На шаготойду, как тут же паникуют: «Где Мархалева! Где эта Мархалева? Где? Где?»

— И где она?

— Ну как же? Вот она я! Вот!

— Вы же Романова, — растерялся Мишель, но тут же нашёлся и,шутливо хлопнув себя ладонью по лбу, воскликнул: — Ах да, Мархалева же это вы!Кстати, а почему вы назвались Романовой?

Пришлось рассказать о своей трагедии. Он (какая тонкаянатура) был просто сражён.

— Но если вы так своей фамилии боитесь, почему же не взялипсевдоним? — спросил он.

О! Здесь мне было что рассказать!

— Как — не взяла? — воскликнула я. — Взяла, ещё как взяла!Но и здесь перешла дорожку подруга. О-о, сколько у меня неприятностей от них!Дело в том, что от первых шагов моей жизни подруги преследуют меня. Всеважнейшие события с их участием происходят. Судите сами: первым издателем моимтоже подруга была. Само собой, она и таланту моему и красоте смертельнозавидовала, а что ещё ей оставалось? Она же…

Впервые Мишель мой проявил нетерпение.

— Каким образом это отразилось на псевдониме? — прервавменя, спросил он.

— Самым прямым. Ну как же, самым прямым образом. Я взялапсевдоним, прекрасный псевдоним. Афродита Сапфирова. Как звучит! Ого-го! Иподруга мне поклялась, что книга выйдет под этим именем, когда же я взяла вруки сигнальный экземпляр, то едва разрыв сердца не получила, но было поздно.

— Почему? Что же на обложке было?

— Ясно что. Сонька Мархалева — вот что было на той кошмарнойобложке, — с ужасом пояснила я.

Мишель, не разделяя моего ужаса, спокойно заинтересовалсяпустяками.

— И как же оправдалась ваша коварная подруга? — спросил он.

— «Хватит с тебя красивой внешности,» — ядовито сказала она,однако и здесь я не прогадала. Мархалева — абсолютно алкогольная фамилия, а вто время как раз Перестройка началась, а с ней и перебои с алкоголем, что немогло не отразиться на вкусах трудящихся. Имя моё русские души грело, как инекоторые другие соответствующие имена. Такой культурный подъем пошёл в народе:выстраивались очереди перед картинами Петрова-Водкина, а мои книги с прилавков просторвали. Теперь вы понимаете, кому обязана я бешеной стремительностьюпопулярности?

— Своему отцу, давшему вам имя, — со знанием дела ответилМишель.

— Да нет, подруге, которая не захотела оставить мне мойпсевдоним, но вернёмся к нашей приятной беседе, — воскликнула я, протягивая емудля поцелуев свою руку.

Мишель мою руку взял, но целовать не стал, а со всейсерьёзностью сообщил:

— Софи, я должен сделать вам предложение.

«Ах, — подумала я. — Ах! Вот оно! Началось! Началось!»

Сердце едва не выпрыгивало из моей груди.

— Софи, — краснея и нервничая, повторил Мишель. — Я долженсделать вам предложение.

— Делайте, — слабея, прошептала я.