Ее андалузский друг - Александр Содерберг Страница 51

Он услышал, как этажом выше открылась и закрылась входная дверь. Шаги в пустой комнате отдавались эхом, которое было слышно даже в подвале. На верхней ступеньке лестницы показались огромные ботинки.

— Поднимайся, — буркнул Михаил.

Когда Йенс поднялся по лестнице, Михаил схватил его, обыскал и, не найдя оружия, оттолкнул от себя.

На единственном диване сидел молодой человек в костюме и не застегнутой до верха белой рубашке. У окна, ведущего на улицу, спиной к Йенсу стоял пожилой мужчина, одетый строго и безукоризненно.

— Ты утверждаешь, что не имеешь отношения к Гусманам, так мне передали. — Ральф Ханке повернулся к нему.

— На моих ящиках в подвале валяется труп, — проговорил Йенс.

— Юрген?

— Его имя меня мало интересует. Вы не могли бы быть столь любезны и убрать его?

Ральф улыбнулся. Йенс внимательно смотрел на него — это была улыбка, лишенная радости, просто уголки рта мужчины разъехались в разные стороны.

— Понимаешь ли, мы давно охотились за Юргеном. Он надул нас на сорок тысяч евро — думал, мы не заметим. Что такое сегодня сорок тысяч? На это даже приличной машины не купишь. Но Юрген не мог не украсть их. — Ральф снова посмотрел на улицу. — Впрочем, он сделал и еще кое-что, чем несколько навредил нам. Мы не монстры и не лишаем людей жизни за сорок тысяч евро.

— Вы не могли бы убрать труп с моих вещей? И я немедленно уеду отсюда. У меня с Михаилом договоренность, — продолжал Йенс.

— Она действует… в принципе. Но я хотел бы поговорить с тобой, прежде чем ты уедешь.

Йенс посмотрел на молодого человека, который все это время пристально наблюдал за ним.

— Этой мой сын Кристиан, — сказал Ральф.

Йенс пожал плечами, показывая, что ему все равно.

Ральф перешел к делу:

— Я хочу пригласить Гусманов к себе. Хочу предложить им перейти к нам. С этого момента все их дела будем вести мы. Они станут, так сказать, моими сотрудниками — на хороших условиях.

Йенс снова пожал плечами:

— Я не тот, кто вам нужен. К Гусманам я не имею никакого отношения. Я приехал сюда, чтобы забрать свой товар, и больше ничего.

Ральф глубоко вздохнул и покачал головой:

— Нет, ты изложишь им мое предложение, а потом позвонишь нам и расскажешь, как они его восприняли. Ты будешь нашим посредником. А пока я здесь, все договоренности с Михаилом не имеют силы. Сожалею.

Ральф выдержал эффектную паузу.

— Михаил говорит, что видел тебя несколько раз. Ты идеально подходишь для выполнения этой задачи. Если я предложу своего посредника, Гусманы заартачатся. Ты забираешь свое оружие и едешь к ним с нашим вопросом. Если ты решишь не делать того, что мы тебе поручили, мы тебя найдем.

Ральф пожал плечами, показывая, что продолжение ясно без слов.

Йенс понял, что у него нет шансов. Не будь в комнате Михаила, он с удовольствием набросился бы на отца и сына.

— В чем суть вопроса?

Ральф задумался.

— Это не вопрос. Просто скажи, что мы хотели бы пригласить их перейти к нам — они прекрасно поймут, что я имею в виду.

— Я сообщу вам их ответ, и на этом мое дело сделано, — проговорил Йенс.

— Кто эта женщина?

Вопрос последовал неожиданно, Йенс изобразил непонимание:

— Женщина?

— Да, та женщина, которая сидела за рулем, когда вы столь героически спасли Гектора.

— Понятия не имею. Одна из подружек Гектора, как мне кажется.

Ральф кивнул:

— Так он из таких?

— Из каких?

— Мужчина, который путается с женщинами?

— Ничего не могу сказать по этому поводу.

— Как ее зовут?

Йенс отрицательно покачал головой:

— Не знаю.

Ральф посмотрел в глаза Йенсу, словно пытаясь определить, не лжет ли тот.

— Михаил останется и поможет тебе с твоими вещами, — проговорил он наконец, повернулся и двинулся к двери.

Кристиан поднялся с дивана и последовал за отцом. Они вышли из дома, дверь за ними захлопнулась, стало тихо.

Михаил указал на лестницу, ведущую в подвал. Йенс оглядел монстра, стоящего перед ним. Протерев усталые глаза, он вздохнул и стал спускаться в подвал. Русский пошел следом.

Они сняли с ящиков мертвого Юргена и отнесли его в соседнее помещение, оказавшееся бывшей прачечной. Опустив безжизненное тело на холодный пол, вернулись в гараж.

— Как чувствует себя Клаус? — тихо спросил Михаил.

— Лучше, чем Юрген…

Михаил снова задал тот же вопрос.

— А тебе-то что за дело? — спросил Йенс.

— Мне есть до него дело.

Йенс остановился у своих ящиков.

— Мы отвезли его в больницу, он выживет.

Русский отошел в сторону и распахнул дверь гаража. Помещение заполнилось дневным светом. Они взяли с двух сторон один из ящиков Йенса, одновременно подняли и вышли к его машине, которая стояла, припаркованная у края тротуара.

— Клаус — хороший человек.

Они втолкнули ящик в багажное отделение.

— Что ты вкладываешь в понятие «хороший человек»? — спросил Йенс.

Русский не ответил. Они снова вернулись в гараж, повторили процедуру со вторым ящиком. Йенс захлопнул багажную дверь машины.

— Дай мне твой номер, — сказал Михаил.

Йенс дал ему свой временный мобильный номер. Михаил переслал ему контакт. В телефоне у Йенса запищало.

— Позвони по этому номеру, когда переговоришь с Гусманами. Сделай так, чтобы из всего этого что-нибудь вышло. Вся эта затея пока не внушает оптимизма, — буркнул Михаил и, не прощаясь, ушел в дом своей характерной походкой вразвалочку.

Йенс выехал из Мюнхена и взял курс на Польшу. Самый короткий путь лежал через Чехию, однако он хотел избежать крупных пограничных постов, поэтому продолжил свой путь по Германии в надежде найти простой способ пересечь границу. Такой шанс представился ему возле городишка Остриц, где он без всяких проблем въехал в Польшу.

Йенс позвонил Ристо, сказал, что все чуть не полетело к чертям, но теперь он уже в пути. И попросил Ристо уговорить русских не делать из задержки большого дела — он готов пойти на некоторое снижение цены, пусть только не устраивают разборок. Сказав, что будет в Варшаве через семь часов, сообщил Ристо название отеля, где его можно будет найти. Ристо сказал, что постарается сделать все, что от него зависит.

Снаружи было темно, словно в этой части польской глубинки отключили электричество. Полная темнота. Ни одной машины, ни одного освещенного дома. У Йенса возникло паническое чувство, что он остался один в этом мире.