MKAD 2008 - Антон Некрасов Страница 51

– А что, это может произойти? – встревожился Володя.

– Это не может произойти, это так и случится. Ты что, не доверяешь мне?

Я посмотрел в смеющиеся глаза Евгения.

– Черт, – Володя взъерошил волосы. – Сменим диспозицию. – Включив передачу, он заставил машину астматически прокашляться. Двумя толчками двинул ее с места и переехал на другую сторону дороги. Теперь между «Вольво» и нами было метров восемьдесят.

– Надеюсь, твой босс не будет накрывать все Челобитьево?

– Я бы накрыл.

– А мне кажется, что лишних слов он расточать не будет. И приедет он один…

Никто не понимал смысла этих слов, пока у магазина не появился серебристый «Мерседес»-«очкарик». Стекла машины были не просто тонированы – мне показалось, что они были закрашены «Кузбасс-лаком». Медленно проехав мимо нас, водитель, которого мы не видели, объехал магазин и притормозил. Причиной тому был «Вольво». Водитель увидел машину.

Несколько секунд помедлив, «Мерседес» резко сорвался с места и через мгновение оказался бок о бок с «Вольво».

Я увидел, как опустилось стекло.

Из окна высунулся узкий черный цилиндр и трижды дернулся.

Мне стало нехорошо.

Спустя еще мгновение из машины вышел крепкий высокий мужчина, посмотрел вокруг, и блик его солнцезащитных очков ударил меня по глазам.

Быстро обойдя машину, он распахнул дверцу «Вольво».

Какое-то время ему понадобилось для осмысления случившегося.

Потом он сел в «Вольво» и машина стала качаться, словно в ней занимались сексом. Я так понимаю, человек искал что-то, ради чего он был готов пожертвовать всем, что у него есть.

Мне все время казалось, что за тот отрезок времени, как «Мерседес» подъехал к Володиной машине, и до той секунды, когда он отъехал, в салоне «шестерки» никто не дышал. И лишь когда затих шум двигателя уезжавшего «двести сорокового», рядом со мной послышался не то вздох, не то всхлип.

– Мать твою…

Я не знаю, кто это сказал.

Мы вышли, не сговариваясь растянулись в цепь и стали неуверенными шагами приближаться к «Вольво».

Через щель в двери водительское сиденье было расстреляно, как в тире. Одна из пуль, прошив спинку, ударилась в приборную панель и разворотила тахометр.

– Ну, что ты теперь скажешь, мой дорогой Ланцелот? – пробормотал Пострелов, адресуясь явно к Евгению и по-хозяйски оценивая причиненный ущерб. – Или это вписывается в схему твоей борьбы с организованной преступностью?

Ничего не ответив на это, спец распахнул дверь «Вольво» и сел на заднее сиденье. Я его понимаю. Дальнейшее движение лучше продолжать на «Вольво». Даже разбитая и без тахометра она оставалась машиной.

Так же медленно мы вернулись в гараж, и все произошло в обратной последовательности: «шестерка» – гараж – длинные ключи – бардачок.

Нам нужно было снова выезжать на проклятую МКАД. Но где-то в глубине души я чувствовал, что она уже не будет играть в моей жизни главной роли.

– Хотел бы я знать, почему ты решил мне довериться, приятель, – глядя в окно абсолютно пустым взглядом, пробормотал Евгений.

– Просто я уверен в том, что это не родина тебе приказала резать веревку и убивать себя. Мне показалось, что ты из тех упрямцев, которые свое мнение ценят превыше мнения других. Это означает, что человек ты умный. А такой при сложившихся обстоятельствах будет думать о будущем, а не о прошлом. Тем более не о настоящем, – сказав все это почти на одном дыхании, Володя убедил меня в том, что к вопросу он был готов и ответ отрепетировал давно. – Так что мы будем делать дальше, приятель?

– Меня зовут Женей.

– Так что мы дальше будем делать, Женя?

– Зарабатывать.

Мне понравился этот ответ. В нем виделись хоть какие-то перспективы.

* * *

Мы мчались по МКАД в обратном направлении. Жене нужно было переодеться. Нельзя было терять ни минуты. Его уже начали искать, и его удостоверение капитана РУБОПа нужно было использовать как можно скорее.

– Вчера мне снился странный сон, – пробормотал он, сидя с закрытыми глазами. – Я прихожу на стоянку, открываю дверь, вынимаю из-под сиденья щетку и начинаю обметать снег со своего «Лексуса». Но ничего не получается. Снег тяжелый и липкий. Щетка гладит его и не метет.

– Тяжелый снег – это к теплу, – вздохнул Мокин. – Весна же наступила.

Я не нашелся что сказать на это.