Бриллианты вечны - Ян Ланкастер Флеминг Страница 51

Бонд проверил простыни на прочность. Должны выдержать. Привязывая один конец вокруг открытого внутрь люка иллюминатора, Бонд посмотрел на часы. С момента вручения ему шифровки прошло уже целых двенадцать минут. Неужели так много? Он сжал зубы. Он сбросил второй конец импровизированной веревки наружу, вылез по ней из иллюминатора и начал спуск.

Ни о чем не думать. Не смотреть вниз. Не смотреть вверх. Не обращать внимания на узлы. Медленно, выверенными движениями. Только с помощью рук.

Поднялся легкий ветерок, слегка раскачивавший его под испещренным черными заклепками бортом, а где-то далеко внизу теперь были отчетливо слышны шумы океана. Где-то наверху ветер был сильнее, он гудел в проводах и снастях быстро плывущего лайнера, а еще выше покачивались яркие звезды на черном небе.

Выдержат ли эти проклятые — ой, нет, нет — эти замечательные простыни? Не потеряет ли он равновесие? Хватит ли сил в руках? Не думать. Не думать об этом. Не думать об огромном корабле, о голодном океане, о болтах и заклепках, готовых впиться в тело. Я — мальчик, который спускается на обычной веревке с обычной яблони. Это очень просто и совсем не опасно: ведь в крайнем случае можно и спрыгнуть на мягкую землю и траву, там, внизу...

Бонд запретил себе думать. Он обратил все внимание на руки, методично перехватывающие скрученные простыни, и на ноги, которые должны были уже скоро нащупать верхний край иллюминатора каюты А—49.

Вот он. Пальцы правой ноги уперлись во внешний ободок. Не торопиться. Не торопиться. Ощупать ногой в одном носке всю верхнюю часть иллюминатора. Есть! Он открыт! Пальцы уткнулись в мягкую ткань: занавески задвинуты. Теперь можно спускаться дальше. Теперь уже почти все позади...

Еще немного, и вот он уже может опираться рукой на край рамы и хотя бы чуть-чуть уменьшить нагрузку на натянувшуюся струной веревку. И дать отдых сначала одной руке. Потом другой. Теперь осталось сгруппироваться, подтянуться на руках и нырнуть в люк, навстречу неизвестности...

Он прислушался, уставившись немигающими глазами на круг колеблющейся ткани, пытаясь забыть, что висит на водой, что под ним — несколько десятков метров пустоты, стараясь дышать равномерно и унять колотившееся в груди сердце.

Внутри кто-то что-то говорил. Мужской голос. А потом — крик девушки:

— Нет!!!

Звук пощечины. Громкий, как пистолетный выстрел. Он ударил Бонда как бич, подхлестнул его, заставил без подготовки нырнуть в иллюминатор.

Пролетая сквозь него, Бонд успел подумать, что не знает, на что налетит внутри, и прикрыл левой рукой голову, выхватывая правой «беретту».

Он «приземлился» на стоявший у стены чемодан. Резкий кульбит вперед, и он уже на ногах, на середине каюты, лицом к иллюминаторам, пригнувшись, сжав до боли в суставах рукоять пистолета и сцепив зубы.

Мгновенно оценил ситуацию, большой черный пистолет в его руке замер точно по центру между двумя мужчинами.

— Вот и все, — сказал Бонд, медленно выпрямляясь.

Это была простая констатация факта. И черный зрачок его пистолета как бы подтверждал его право констатировать факты. Об этом же говорили и его холодные как лед глаза.

— Тебя-то кто сюда звал? — спросил толстяк. — Тебе здесь нечего делать.

Он прекрасно владел собой. Ни паники. Ни намека на удивление.

— Нам как раз не хватало четвертого для игры в карты.

Толстяк в рубашке сидел боком на тумбочке, и его маленькие глазки сверкали злобой. Перед ним, спиной к Бонду, на стуле сидела Тиффани Кейс. Из одежды на ней были только узенькие светло-бежевые трусики. Ее колени были зажаты коленями толстяка. Бледное лицо с отчетливым красным отпечатком ладони было повернуто к Бонду. Глаза как у загнанного зверя, рот приоткрыт в изумлении.

Беловолосый лежал на постели. Сейчас он поднялся, опершись на левый локоть, а его правая рука застыла на пол-пути к висевшей на левом боку кобуре с пистолетом. Он без всякого любопытства смотрел на Бонда, а тонкие губы приоткрылись в ничего не выражающей улыбке «как щель почтового ящика». Изо рта у него торчала, похожая на язычок змеи, длинная зубочистка.

«Беретта» была все так же направлена между толстяком и беловолосым. Когда Бонд заговорил, голос его был ровным и уверенным.

— Тиффани, — как можно отчетливее сказал он. — Встань на колени и отползи, нагнув голову как можно ниже, на середину каюты.

Бонд не смотрел на нее, переводя взгляд с одной мишени на другую.

— Я здесь, Джеймс. — Голос, полный надежды и восхищения.

— Встань и иди в ванную. Запри дверь. Ляг в ванну и лежи там, не двигаясь.

Он краем глаза проследил, как она прошла в ванную комнату, и услышал, как щелкнула дверь. Теперь пули ее не достанут, и ей не придется видеть то, что произойдет.

Три метра отделяли одного бандита от другого, и Бонд подумал, что если они успеют выхватить оружие, то ему придется плохо. В тот же момент, как сам он выстрелит в одного из них, второй успеет выстрелить в него. Пока его пистолет молчал, под угрозой смерти были они оба. Но как только раздастся первый выстрел, один из них еще будет жив.

— Сорок восемь, шестьдесят пять, восемьдесят шесть.

Одна из разновидностей комбинаций в американском футболе. Комбинаций, десятки которых они наверняка репетировали друг с другом сотни раз. Выкрикнув эти слова, толстяк распростерся на полу, а его правая рука метнулась к поясу брюк.

В тот же миг человек на постели развернулся и головой вперед бросился рыбкой в направлении Бонда, превратившись сразу в очень небольшую мишень. Его рука уже достигла кобуры...

Пистолет Бонда бесшумно плюнул огнем. Пуля вошла точно в лоб, у самой кромки белых волос. Рука мертвеца конвульсивно нажала на спуск, и пуля из его пистолета безобидно вспорола матрас.

Толстяк взвизгнул. Прямо на него смотрел казавшийся ему огромным черный зрачок «беретты», которой была безразлична его дальнейшая судьба и которая лишь выбирала, в какой именно сантиметр потного лба всадить пулю.

А пистолет самого толстяка все еще был лишь на уровне расставленных колен Бонда, и пуля из него попала бы не в Бонда, а в выкрашенную белой краской стену каюты.

— Брось оружие.

Пистолет с глухим стуком упал на ковер.

— Встать.

Толстяк поднялся на ноги и смотрел на Бонда так, как туберкулезный больной, только что откашлявшись, смотрит на свой платок, опасаясь самого худшего.

— Сядь на стул.

Не надежда ли мелькнула в глазах толстяка? Бонд не позволил себе расслабиться.

Толстяк медленно повернулся. Он вытянул руки над головой, хотя Бонд и не говорил ему поднять их, сделал два шага к стулу и опять медленно повернулся, как будто собираясь сесть.

Он стоял лицом к Бонду, и когда начал опускаться на стул, руки его вполне естественно опустились, не менее естественно двинулись за спину, как бы нащупывая стол, но правая рука зашла за спину гораздо глубже левой. И в ту же секунду эта правая рука метнулась вперед, распрямилась как пружина, и в воздухе сверкнуло лезвие брошенного ножа как белый язычок пламени. «Беретта» ответила красным пламенем.