«Третья сила» - Иван Дорба Страница 51

Согласно утвержденному новому плану освобождения Киева 25 октября начала осуществляться перегруппировка 3-й гвардейской танковой армии с букринского плацдарма. Ей предстояло совершить путь около двухсот километров вдоль Днепра, иными словами, вдоль фронта немцев. Были разработаны способы радиообмана. Из района Великого Букрина перегруппировался и 7-й артиллерийский корпус прорыва, чтобы сковать фашистов в районе этого плацдарма. Первого ноября перешли в наступление 27-я и 40-я армии фронта. Немецкое командование приняло этот удар за главный и перебросило сюда танковую дивизию «Рейх» из резерва генерал-фельдмаршала Манштейна.

К исходу 5 ноября 38-я армия Москаленко была уже на окраинах Киева, а 6 ноября вместе с танковым корпусом генерала Кравченко заняла Киев…

Чегодова назначили помощником командира диверсионного отряда. В группе было пятеро: командир — плюгавый на вид, но жилистый, довольно хорошо знавший русский язык пруссак, не раз уж после парашютирования «тропивший зеленую» [8]среди ночи на стыке частей или соединений из тылов Красной армии на оккупированную территорию; три украинца — один был из Малого и отлично знал излучину Днепра, обращенную в сторону Ржищева, он был взят в группу в качестве проводника, другой — здоровенный детина из Ворошиловграда, был радистом, о третьем Олег только знал, что его зовут Гариком…

Отряд после выброски с самолета в поле просуществовал три дня. 29 октября на рассвете, идя по проселку, они наткнулись на патруль из трех человек. Протягивая свое удостоверение личности, Чегодов успел шепнуть:

— Мы диверсанты! Берите нас, я помогу. — И стал наблюдать, как патруль просматривал документы у других.

Смершевцы спокойно возвратили документы, потом попросили закурить и, когда те полезли за табаком и папиросами, мигом всех обезоружили.

— Давай-ка, парень, и ты свою пушку, — сказал старший группы, обращаясь к Чегодову, и скомандовал: — Всем руки на затылок и шагом марш!

В комендатуре их разделили. Олег никогда больше их не видел. Через несколько дней, уже после ноябрьских праздников, его в сопровождении двух конвойных отправили в Москву.

Началось следствие. Чегодов нервничал, просился на фронт, но следователи и начальники отделов лишь улыбались и успокаивали.

— Олег Дмитриевич, вы нужнее нам здесь, под рукой, вы сможете нам многое подсказать…

— И подскажу! Напишу все без утайки…

Прошло несколько томительных недель, когда наконец Чегодова вызвали на допрос и привели в большой кабинет, выходящий окнами на площадь Дзержинского.

Молодой, красивый генерал стоял у окна и дочитывал исповедь Чегодова: «…бикфордов шнур горит быстро. Подобно огненным словам: "Мене текел фарес!" — пламенеет в моем сердце призыв Родины! Я вместе с русскими и бывшими русскими, как вы их называете, людьми кричу: "Пробил двенадцатый час, Россия поднимает иконы… Во мне тоже течет русская кровь, и мой долг что-то сделать, чем-то помочь Родине!" Кричу — откликнитесь!…»

Кончив читать, генерал с любопытством поглядел на Олега, который, остановившись у порога, шаркнул ногами и с достоинством поклонился.

— Здравствуйте, Чегодов, садитесь, — генерал указал на кресло у большого письменного стола. — Как, скучаете? Кричите? Хочу отозваться на ваш крик… — и сделал паузу. — Знаю, труден и тернист был ваш путь. Тому не только ваше происхождение причиной, но и вы сами. Не правда ли?

Чегодов молча кивнул головой и прошептал, сдерживая готовое вырваться у него рыдание:

— Отпустите меня на фронт…

— На фронт… На тайный?

— Куда прикажете! Я жизнью готов…

Генерал подошел к столу, нажал на кнопку. В кабинет вошли знакомый Олегу следователь и начальник отдела.

— Нашему новому товарищу, Олегу Дмитриевичу Чегодову, пора начинать новую жизнь! — И генерал подошел к вскочившему Чегодову и крепко пожал ему руку. То же сделали начальник отдела и следователь.

Олег ничего не мог сказать, душу его переполняла радость, громко стучало сердце, душили слезы… он только кланялся и что-то невнятно бормотал…

— Кстати, вы, наверно, слыхали о подпольной группе Евдокимова в Витебске? — глядя на растроганного до слез Олега, отвлек его в сторону генерал. — Так вот, они отомстили за вашего друга, Алексея Денисенко — в кабинете оберштурмфюрера Бременкампфа взорвалась мина. Она сработала точно. Отомстили и за Незымаева. В долгу у немцев не остаемся!

— Незымаева?

— Да, он был казнен немцами вскоре после вашего отъезда в Киев. Предал его провокатор, некий Алексей Кытчин, которого Павел Гаврилович лечил. Вскоре с ним партизаны разделались… На войне как на войне, Чегодов. До свидания! Если будет что нужно, не стесняйтесь, говорите. А сейчас товарищи помогут вам устроиться. Живите честно. Я вам верю. — И генерал еще раз пожал Чегодову руку, склонившемуся в глубоком поклоне.

Так началась на Родине его другая жизнь…