Нежная стерва, или Исход великой любви - Марина Крамер Страница 50

– Как ваша голова, Марина Викторовна? – спросил Макс, отодвигая ей стул.

– Ты про другое место спроси лучше, – пробормотала Коваль тихо.

Ветка сидела довольная, как объевшийся конфетами ребенок, похоже, Макс оправдал все ожидания. Она бросала на него мечтательные взгляды, отчего Маринин мальчик краснел и опускал свои карие глаза.

После завтрака Коваль вместе с Веткой пошли на пляж, отпустив охрану в тренажерку. Валяясь в шезлонге, Ветка сладко потянулась и произнесла:

– Ох, и ночка выдалась! Макс – чудо!

– Ага, зато я под танком побывала! Все болит… вот же, блин, животное – ни сна, ни отдыха! И так всегда – кому-то чудо, а мне – чудовище!

Ветка рассмеялась, снимая очки и глядя на подругу:

– Ты же такое любишь!

– Вета, такое не любит никто, уж поверь!

– Так плохо все? – обеспокоенно спросила ведьма.

– Точно. Пойдем, хлопнем по рюмашке, а то я вырублюсь сейчас. – Коваль встала и направилась к бару.

Они сидели под зонтиком в баре, вокруг суетились чернокожие официанты. Ветка строила им глазки, а Марина с удовольствием пила «Санрайз», пропуская стакан за стаканом, пока рядом не было Макса и некому стукнуть по рукам. Напиться не удалось – где-то на четвертом стакане явились телохранители, и Макс с ходу выхватил его у хозяйки из рук:

– Опять?

– Что-то не устраивает?

– Да, ваша текила, – спокойно ответствовал он, выливая напиток на песок. – Я обещал Егору Сергеевичу, что прослежу.

– Проследил! – засмеялась Марина, вставая. – Давай пей свой сок, и пойдем на корт, поучишь меня в теннис играть.

– С чего бы? – удивился Макс, отпивая апельсиновый сок.

– Захотелось.

Через час весь хмель вышел. Коваль бегала по корту, вся мокрая, но довольная тем, что даже получалось кое-что, не совсем поленом выглядела. Ветка с Хохлом наблюдали за ними, сидя в креслах под зонтом. Хохол что-то говорил, но ведьма не слушала, пожирая глазами обнаженную по пояс фигуру Макса, гонявшего свою хозяйку туда-сюда безо всякой жалости. Наконец Коваль утомилась и сдалась, уходя под зонт, где Хохол подал ей полотенце. Вытянув гудящие ноги, она проговорила, глядя на Макса:

– Нельзя же так с женщиной, солнце! Просто животное! – Марина закрыла глаза, а Хохол шепнул ей на ухо:

– А я думал, что животное – это я… – Он осторожно промокнул полотенцем ее влажную от пота грудь и поднес его к лицу. – М-м-м… хочу еще… – прошептал ей на ухо, и Коваль встала, спасаясь бегством:

– Все, я в душ и спать до вечера, иначе умру.

Спала она действительно до самого вечера, встала, только когда Макс принес из бара чашку кофе.

– Спасибо, солнце, ты меня спас.

Макс сел в кресло и нерешительно начал:

– Марина Викторовна, если я не нужен…

– Если ты мутишь что-то с Веткой, то вперед, а мне пришлешь Хохла. Только, Максим, давай внесем ясность во всю ситуацию – это всего на две недели, не обольщайся. Строгач, если узнает, не простит никому, а мне – особенно. Ведь это я сбила Хохла с толку. И потом, Егор… но это не так важно, я смогу сама разобраться. Другое дело – Ветка. Не теряй головы, Максим, таких, как я и она, любить нельзя, это может стоить жизни. Я не хочу потерять тебя, пообещай, что будешь осторожен.

– Странная вы женщина, Марина Викторовна, – отозвался он. – Вы переживаете за телохранителя вместо того, чтобы переживать за себя. Я не думаю, что Егору Сергеевичу понравилось бы…

– Я же сказала, что с этим мне проще всего разобраться, – перебила Коваль. – Иди и помни, о чем я тебя просила.

Макс убежал к Ветке, а к Марине минут через десять постучался Хохол:

– Ты все еще Марина Викторовна?

– Нет. Заходи. Чем займемся? – спросила она, и его ответ удивил.

– Пойдем гулять по пляжу. Просто поговорим, пообщаемся. Мне интересно разговаривать с тобой, – признался он. – Обычно с телками пары слов не скажешь – не о чем, а ты…

– А я не телка.

– Я это помню. Так идем?

– Да, только куртку возьму.

Они спустились на темный безлюдный пляж и побрели по берегу, держась за руки.

– Странная ты, Коваль, не боишься, что Малыш тебя прихлопнет?

– Нет.

– Почему ты изменяешь ему, ведь, я слышал, любишь его до одури? – полюбопытствовал Хохол, обнимая ее за плечи.

– Я не изменяю. Он прекрасно знает, как я люблю секс, поэтому на многое закрывает глаза. Изменяют головой и сердцем, а не тем, о чем принято думать. А у меня и в голове, и в сердце – только Малыш.

– И что – ты ему все рассказываешь?

– Не все, но многое.

– А про меня?

– Про тебя – нет.

– Почему?

– Потому что не хочу.

– А ты делаешь только то, что хочешь?

– Почти всегда. А ты?

– Я – человек подневольный, – вздохнул он, прикуривая. – Но если бы мог – делал бы только то, чего сам хотел бы.

– А что мешает?

– Мозгов мало, – засмеялся он. – Зато кулаки железные. Вот у тебя, Коваль, голова! Смогла такую бригаду под себя положить, и ни один не взбрыкнул, даже Розан. Как удалось, а?

Марина пожала плечами и взяла сигарету:

– Я не думала об этом никогда. Зачем? Живу, как живется. А Розан меня просто уважает – я ведь знаю, когда рявкнуть и по морде, а когда погладить и в лысину чмокнуть. Он ведь второй после меня, чем ему плохо? Тем более что я весь прошлый год по больницам моталась, так он вообще сам себе хозяин был. Делает, что сам считает нужным, я почти не контролирую.

– А не боишься, что он тебя сдвинет? – спросил Хохол.

– Нет. Хотел бы – давно сдвинул бы уже. Слушай, а ты не в курсе, к Строгачу без всех Бурый не приезжал? – вдруг вспомнила Коваль, решив, что сейчас запросто можно выудить из расслабленного и потерявшего бдительность Хохла всю интересующую информацию.

– Было, – кивнул Хохол. – Про тебя говорили. Он просил Серегу, чтобы тот тебя приструнил, мол, оборзела совсем, его подкрышных обижаешь.

– А Серега что?

– А он сказал, что, мол, ты свои дела правильно ведешь, а Бурому велел своего коммерса наказать, чтоб знал, как с женщиной разговаривать.

– Интере-есное кино, – протянула Марина. – Выходит, Розан прав оказался, Бурый мог…

– Ты о чем?

– А? – опомнилась она, прикусив язык. – Нет, это так, про свое. Пойдем обратно, я замерзла.

– Можно, я тебя понесу? – попросил Хохол. – Мне нравится тебя на руках носить.