Второй после Бога - Курт Ауст Страница 50

– Да, в левой руке.

– А в правой у него ничего не было?

– Нет.

Томас вздохнул:

– Не понимаю, зачем умирающему человеку понадобилось держать в руке кусок кожи с непонятным шифром. Как думаешь, он получил ее в этот же вечер?

– Ты имеешь в виду, что он получил ее от убийцы?

– Нет, не от убийцы. Зачем бы убийца стал передавать Юстесену какое-то зашифрованное сообщение, чтобы потом убить его до того, как этот несчастный его прочитал. Нет, это нелогично. – Томас схватил кружку и задумчиво буркнул, как будто даже не обращаясь ко мне: – А что еще было в том доме, что?.. – Он вдруг замолчал, по выражению лица казалось, будто он к чему-то прислушивается, вот оно сменилось выражением недоверия, он отшвырнул кружку и схватил соседа, толстого портного, за воротник. – Что ты сказал?! – проревел он в лицо перепуганному портному. – Что ты только что сказал?!

– Я только… только сказал… профессорская хватка… и все, больше ничего, – заикаясь, проговорил портной.

Его сотоварищи громко выражали свое недовольство поведением Томаса, и какой-то дюжий дубина, оказалось, что это бондарь, уже вскочил, чтобы помочь товарищу. Томас толкнул его свободной рукой, и он, упав навзничь, скрылся за ногами своих собутыльников. Томас приподнял портного до уровня своих глаз.

– Давай, расскажи еще раз про профессорскую хватку!

– Да… да, сейчас, – нервно кивнул портной и покосился на своих дружков – они больше не выражали желания прийти ему на помощь. И я их понимал. Томас, и вообще-то человек крупный и высокий, в негодовании становился огромен и пылал таким гневом, что у многих возникало желание сбежать, поджав хвост.

– Так вот… это было так: “Доброта лучше кнута, – сказал профессор Буберг, – можно скакать на своей жене, как на лошади, даже не взмахнув кнутом”. – Портной судорожно глотнул воздух и осторожно добавил: – Хе-хе!

Томас отпустил его загривок, и портной с глухим стуком плюхнулся на ящик. В это время бондарь наконец поднялся на ноги, пошел на Томаса и взвыл от боли, когда Томас ногой двинул ящик ему в колено. Прыгая на одной ноге, бондарь скрылся на пристани.

– Где ты слышал эту историю? – спросил Томас портного с деланным спокойствием и сел. Я видел, что у него покраснели ноздри – верный признак того, что раздражать его дальше было опасно.

– От… от какого-то фрахтовщика из Фредрикстада. – Портной явно нервничал. – Я знаю много поговорок, – сказал он и услужливо посмотрел на Томаса. – Может, господин хочет послушать? Они неплохие.

– Неплохие, говоришь?.. – Голос у Томаса был подозрительно тихий, и я думал только о том, как помешать взрыву.

– Да, всегда можно узнать что-нибудь новенькое. – Мужики за столом закивали и заулыбались. – Бывают очень даже забавные.

– Забавные, – повторил Томас и сунул руку в карман. Глядя на ремесленников, он бросил на стол две кости, потом полез в другой карман и рядом с ними положил один риксдалер. – Я знаю этого профессора Буберга, – сказал он.

Люди вокруг недоверчиво зашумели.

– Так что же, выходит, он существует на самом деле? – спросил один.

– Конечно, существует. Хороший человек. Даже очень хороший, а эти истории… они только порочат его доброе имя. – Томас взял кости, подбросил их, и они рассыпались по столу, подкатившись к кружке. – Итак, бросаем кости. Если выиграете вы, риксдалер – ваш. Если проиграете, не будете сами и не позволите другим порочить имя профессора. – Он оглядел присутствующих. – Договорились?

– Два риксдалера, – осклабился оловянщик, – их будет легче разделить на пять человек.

Томас осклабился в ответ и положил на стол еще один риксдалер:

– Тебе бы поучиться счету у профессора Буберга, если ты думаешь, что сто девяносто два шиллинга легче разделить на пять, чем девяносто шесть. Но все в порядке, ставлю два риксдалера. Я начинаю.

Я даже рассердился, увидев, что Томас взял фальшивые кости, которые отобрал у Расмуса Крестьянина, когда мы были в Ютландии несколько лет назад. “Нечего и гадать, кто выиграет в эти кости”, – подумал я и улыбнулся.

С этими костями Томас мог выиграть у любого, стоило правильно направить ртуть, которая была в этих костях.

В эту минуту я заметил знакомую фигуру – нунций вышел из постоялого двора и запер за собой дверь.

– Мне надо идти, – шепнул я Томасу, не уверенный, что он слышит меня. Он как раз договаривался с ремесленниками о правилах игры.

Нунций постоял с минуту, глядя по сторонам. Я спрятался за бочками и ждал, он завернул за угол дома и пошел по Грязному переулку. Дождь перестал, но по улице еще бежал небольшой ручей, и потому надо было следить, чтобы не попасть в лужу. В некоторых местах в качестве мостков были положены расщепленные вдоль бревна, так что через самую сильную грязь можно было пройти, не погрузившись в нее по щиколотку.

Следить за нунцием было легко, ибо он шел не оборачиваясь. Он свернул налево и пошел по Ланггатен, мимо ратуши, а потом – направо через базарную площадь. На плече у него болталась его обычная сумка, он задержался на базаре, чтобы купить яблок, помедлил в нерешительности, а потом протянул монету смешливой торговке, и она, в свою очередь, отсчитала ему сдачи горсть мелочи. После этого он, грызя яблоко, пошел вдоль церковной ограды; подняв голову, он осмотрел высокую церковь Святой Марии, задержался у лавки, где долго рассматривал продающиеся там ножи и ножны к ним. Пьяный юнга наткнулся на него и плашмя растянулся в грязи и конском навозе, нунций помог ему подняться, что-то сказал и пошел дальше, обходя лужи, коровьи лепешки и грязных лошадей. Он старался держаться подальше от телег и тачек, которые грохотали по улице, разбрызгивая тучи брызг, и от мясника, который как раз в это время свежевал барсука.

У Эврегатен нунций остановился перед господином, стоявшим в дверях дома, и, судя по всему, о чем-то спросил. Господин выслушал его, махнул рукой, показав на дорогу, ведущую к берегу, и что-то ответил. Я прятался за толстой кухаркой, которая торговалась из-за хромой курицы, и не спускал глаз с нунция. Звонкий смех на площади заставил меня в изумлении уставиться на людскую толпу. Смех показался мне знакомым. Я смотрел на торговцев, ища глазами фрейлейн Сару и ее смеющееся личико. Но если смех несомненно принадлежал ей, то ее самое я не видел.

В задумчивости я все-таки не спускал глаз с рыбной лавки. Мне показалось или кто-то действительно шмыгнул за лавку, как только я оглянулся? Пойти и посмотреть, кто там прячется, мне помешал нунций, который пошел дальше. Пришлось бежать следом за ним, чтобы не потерять его из виду. Но подозрение, что за мной кто-то следит, продолжало меня грызть, я даже оглянулся, но ничего особенного не заметил. Если кто-то и следил за мной, как я за нунцием, то он так хорошо прятался от меня, что я в конце концов успокоился и решил, что все это мне только почудилось.

Нунций спустился по Эврегатен к Ланггатен, свернул на север и остановился у усадьбы какого-то торговца, состоящей из двух бревенчатых домов. Там он остановил проходившего мимо бродягу, огляделся по сторонам, быстро вытащил из сумки что-то белое и сунул ему. Что это было? Письмо? Кажется, он положил ему в руку монету и подтолкнул к усадьбе торговца? Сам же быстро пошел дальше не останавливаясь, пересек площадь возле церкви Святого Лавранса, свернул к морю, постепенно шаг его замедлился – важному господину не подобало спешить. Он спокойно шел через доки между снующими плотниками и орущими строителями, занятыми на постройке трехмачтового судна, рядом на стапелях стоял в ожидании починки голландский паром. Я в нерешительности и в последний раз посмотрел на нунция и помчался обратно к усадьбе торговца; там я схватил первого же попавшегося мальчишку-работника и спросил, кому принадлежит эта усадьба.