Окно в Европу - Валентина Андреева Страница 50

– Судя по всему, преступница проникла в отделение заранее и где-то отсиживалась. После шестнадцати часов основной медперсонал разъезжается по домам. А если переодеться в одежду типичного больного, никто и не заподозрит, что человек посторонний. Можно натянуть униформу медсестры или врача и сослаться на принадлежность к другому отделению – эффект тот же. Больница – целый город. Дежурный хирург травматологического отделения вместе с дежурной медсестрой до одиннадцати в ординаторской смотрели телевизор и пили кофе, потом врач улегся спать там же, а медсестра – в холле на креслах. В начале двенадцатого к охраннику подошла медсестра из отделения гастроэнтерологии и угостила его бокалом кофе и бутербродами. Веселая, разговорчивая женщина. В течение дня он видел ее пробегавшей мимо раза три. В последний раз она нечаянно споткнулась и чуть не упала на него. Автоматически он ее поддержал. Медсестра поблагодарила и пояснила, что здесь у нее лежит родная сестра, и она, пользуясь своим положением, выкраивает время ее навещать. Они немного поболтали, посетовали на тяжелую жизнь. Женщина дождалась, пока охранник поужинает, и заторопилась назад – боялась, что ее хватится дежурный врач или больные. Уже не в силах бороться с неожиданно навалившейся тяжестью и сонливостью, затуманенным сознанием охранник понял, что медсестра так и не ответила на его вопрос, почему она разгуливает в резиновых перчатках.

Утром в половине шестого дежурная медсестра травматологического отделения обнаружила скорчившегося охранника на полу рядом со стулом. Он спал странным тяжелым сном и на попытки разбудить его не реагировал. Но, со всей очевидностью, был жив. Испуганная сестричка побежала будить хирурга. Минут через десять у охранника собрался консилиум из врачей разных специальностей, и только тогда хирургу пришло в голову, что состояние охранника вызвано не самодеятельностью организма, а вмешательством извне. Ругнувшись, он влетел в палату номер три. И в ту же минуту оттуда донесся его разгневанный голос: «Ольга! Быстро! Реанимацию!»

Реаниматоры появились мгновенно, но вернуть к жизни Сторожкина Ивана Павловича, шестидесяти двух лет, удачно избежавшего смерти под колесами автомашины, уже не представлялось возможным. Он был мертв как минимум уже пять часов.

Я вспомнила белую мумию, лежавшую под капельницей и пытавшуюся что-то сказать. Вчера с этой мумией поздоровалась в первую очередь. В голову закралась эгоистичная мысль – хорошо, что для меня Иван Павлович остался обезличенным. Его лицо не будет вечным укором стоять перед глазами. А вот каково сейчас родным? Лучше бы я проснулась позднее, а еще лучше, если бы муж ничего не рассказывал. И еще этот охранник…

– А охранник остался жив?

– Да, привели в чувство. Большая доза снотворного. От него-то и узнали подробности. Естественно, никакой медсестры из отделения гастроэнтерологии, похожей на женщину, приметы которой он указал, и в помине не существовало. Заодно проверили все другие отделения – бесполезно. Ольга уверяет, что все входные двери с лестницы на ночь были закрыты на ключ. Но что можно спросить с человека, который работает за троих?

– Дима, а чем был убит Сторожкин?

– Не знаю. Это установит эксперт. Но, как сказал Листратов, внешних повреждений нет.

– Ну да, – пробормотала я. – Зачем женщине связываться с оружием, если есть шприц и средство для обеспечения страдальцу вечного покоя? А куда же делся Андрей?

– В надежное место делся. Под квалифицированную помощь врачей, не под своим именем и не со своим диагнозом. Но куда именно, не знаю. Да, забыл спросить, как Настя? – Я с готовностью сообщила, что, проснувшись, она будет готова к новым свершениям. Димка слабо улыбнулся и удовлетворенно кивнул: – Вот что… Пожалуй, завтракать не буду – сразу лягу. Ты, надеюсь, сидишь дома?

– Обязательно. Только съездим с Наташкой на дачу к одной старушке. За рассадой цветов. Листратов в курсе, – торопливо добавила я, заметив, что взгляд мужа посуровел. – Неудобно как-то. Обещали.

– Откуда она появилась, ваша старушка?

– А со станции. Она цветами торговала – за деньги. А мы – котятами – бесплатно. – Я нагнулась якобы в поисках тапочек. Ко мне выражение «врет и не краснеет» неприменимо. Этакая застенчивая лгунья.

Димка вовремя начал переодеваться. Босиком я вылетела из комнаты и понеслась вниз, мимоходом заглянув в комнату дочери. Ее кровать была пуста, а Настя мирно спала.

Внизу текла мирная жизнь.

– Мамуль, наша бабушка тоже в подоле принесла! – встретила меня дочь радостным известием. Бабуля в фартуке, концы которого она крепко держала в руках, тащила кошачье семейство, разбежавшееся по всему первому этажу. Элька была на работе – ловила мышей.

– Эдак мы их всех передавим! Бегают под ногами – не угонишься. Вот счастье-то привалило: на старости лет у кошки в няньках сидеть! Пятый раз собираю! – Сердясь, она выложила троицу на диван. – Алена, пихай котят в их убежище. Мне наклоняться трудно.

Не успела бабуля договорить, как полосатый Шустрик уже сполз с дивана и помчался на кухню. Следом за ним свалился пушистый – весь в Эльку – серенький комочек. Немного отбежав от дивана, комочек плюхнулся на пол и заснул.

– Плюха, – невольно сказала я. – Плюха, Плюшка – другого имени и не придумаешь. Независимо от того, мальчик это или девочка.

– Девочка, – авторитетно заявила Алена. – Остался только один безымянный – только посмотрите на его гордый, независимый вид!

Третий котенок средней лохматости смешно сидел на диване, моргал глазенками и переводил их на каждого из нас по очереди. Рука невольно потянулась его погладить. Он никак не отреагировал.

– Гога! Он же Гоша, он же Жора, – заявила Алена.

Котенок не возражал. Ему было некогда – что-то увидел на полу, умная головка перевесила все тельце, и он ткнулся в край дивана. Дочь осторожно спустила его на пол. Он подошел к Плюшке и завалился спать, не обращая на нас больше никакого внимания. Шустрика нашли уже без меня и с помощью Эльки. Он застрял между холодильником и стеной, где, смирившись с неудобством, мирно дремал, пока кошка не разразилась отчаянным мяуканьем.