В тени Нотр-Дама - Йорг Кастнер Страница 50

В кабаке возле предмостного укрепления стакан пряного глинтвейна прогнал мой озноб, согрел мое тело и кровь. Я возмутился этим потрепанным ростовщиком, который не только выставил меня, но и лгал мне. Он сказал о дне Трех волхвов, а не я. Как он мог знать, когда я принес ему кошелек, если он даже не мог его вспомнить? Более того, по его словам, он знал, что он выдал мешочек с деньгами снова в день Трех волхвов. И если он помнит об этом, тогда он знал, кто это был!

Окрыленный вином, я бросился обратно к мосту и твердо решил — не успокаиваться, пока Эбрард не скажет правду, даже если мне придется сломать запертую дверь!

Но делать этого мне не пришлось. Дверь была открыта. Когда я ударил по ней, я увидел, что кто-то пришел раньше меня. Замок был вырван из гнилых петель и лежал на полу. Я вспомнил о тенях, которые неясно заметил, когда покидал ростовщика. То, что я теперь увидел, подтверждало мои худшие подозрения.

У Эбрарда были посетители — пять человек, и он находился в крайне неутешительном положении. Настоящий медведь в лице одного из мужчин обхватил его руками и выгнул спину Эбрарда, словно хотел сломать ростовщику позвоночник. Масляная лампа стояла на деревянном прилавке и освещала призрачную сцену. Я четко видел четырех других мужчин с жесткими, решительными лицами. Двое из них держали длинные кинжалы в руках, у одного была шпага, а у четвертого — топор.

— Я ничего не знаю, кем он был, и я ничего ему не сказал, — простонал Эбрард с перекошенным от боли лицом. Капли пота выступили на его морщинистом лбе.

— Что он точно хотел знать? — резко спросил мужчина со шпагой, которого я принял за предводителя банды. — Говори же, старый болван, или же…

Угроза осталась незавершенной, потому что грубые парни заметили меня и бросились ко мне. Тот, что со шпагой, похоже, был опытным фехтовальщиком — об этом говорили шрамы на его лице. Легкая ухмылка, в которую искривились его губы при виде меня, превратилась как бы в еще один шрам.

— Да вот он у нас в руках, любопытная чернильная клякса. Пускай он сам нам ответит на вопросы!

И он уже пошел на меня, вытянув вперед шпагу. Так как я не испытал никакого желания позволить продырявить себя, я побежал назад, поскользнулся на скользком мосту и растянулся во весь рост.

На мое отступление человек со шрамом, похоже, и рассчитывал, — но не на неловкое падение. Он споткнулся об меня и тоже упал. Клинок шпаги разлетелся на куски с пронзительным звоном.

Рыча от ярости, больше как зверь, нежели человек, он поднялся, чтобы вонзить в меня обломок клинка. Но и я уже вскочил, собрал все мужество, схватил обеими руками его вооруженную руку и развернул ее. Вероятно, он не ожидал такой храбрости от «чернильной кляксы», и только поэтому мне удался этот трюк.

Парень наткнулся на свое собственное оружие, остатки клинка вонзились в левую половину его груди — прямо в сердце. Кровь брызнула, пока человек падал с последними проклятиями на землю. Дрожа, я отпустил его руку и посмотрел сверху вниз на умирающего.

Крики и громкий шум погрома вернули меня из оцепенения, и я посмотрел через открытую дверь. Эбрард попытался освободиться, но человек с медвежьими мускулами сумел выполнить до конца свое дело. С погасшим взором ростовщик лежал у его ног. При падении он уронил масляную лампу. Масло разлилось, и вместе с ним пламя охватило лавку, языки огня лизали стопку одежды и вгрызались в дерево старых сундуков — дальше и дальше.

Оставшиеся четыре крысы в образе людей бросились от дыма и пламени на мост. Первого я еще сумел сбить с ног, но исполин схватил меня и прижал так крепко к себе, что мне едва хватало воздуха, чтобы дышать. И уже засверкали кинжал и топор перед моими глазами.

Занесенный топор обрушился на мое лицо и попал, — я действительно испытал облегчение — в перила моста за моей спиной. Я услышал, как треснуло дерево, и душераздирающий крик раздался в моем ухе. Размахивающий топором издал его, и это было неудивительно — ему по самую рукоятку вонзили кинжал в спину. Мой спаситель, мускулистый черноволосый мужчина с внешностью южанина, довольно обнажил зубы, вытянул клинок из спины убитого и вытер его о камзол своей жертвы.

В это время молодой юноша, едва старше меня, уничтожил товарища убитого, вооруженного кинжалом. Рыжеволосый юноша орудовал маленьким кинжалом с такой ловкостью, что его противник после недолгих мгновений был покрыт множеством кровоточащих ран, ослабев, упал на колени и был окончательно повален быстрым глубоким ударом в горло.

И второй боец с кинжалом, который относился к клике человека со шрамом, нашел себе противника, которого я разглядел едва только краем глаза. Мне ничего больше не запомнилось, кроме светлых кудрявых волос и короткого тяжелого меча, чей клинок несколько раз быстро разрубил воздух сверху вниз.

Победил ли человек с мечом, я даже не хотел узнавать. Медведь, который все еще держал меня в своих лапах, отскочил назад от моих двух спасителей и при этом проломил трухлявые перила моста. Наконец, он ослабил свой захват, и я смог снова глубоко вздохнуть. Но я рухнул в пропасть. Надо мной завертелись в сумасшедшем танце дома на Мельничьем мосту, подо мной — еще более дико — огромные колеса мельницы в клокочущей воде. И я упал прямо на одно из колес…

Распорка, деревянная поперечная балка над колесом мельницы! Я схватился, крепко держась, несмотря на сильный толчок, который чуть не разорвал мускулы моих рук. Почти одновременно такой же толчок ударил мне по ногам. Это был «медведь», который схватился за мои бедра, как испуганный ребенок за ноги своего отца, — так предположил я, никогда не знавший родителей.

«Медведь» висел на мне и растерянно смотрел вниз. Прямо под ним вертелось деревянное колесо, раскручиваемое еще сильнее, чем прежде, сильным потоком. Оно закручивало воду и хватало тяжеловесного подлеца, било его по сапогам.

— Спасите меня, месье! — жалобно воззвал он ко мне. — Помогите мне, иначе меня раздавят!

Уж в этом он был прав. Но я не видел никакой возможности ему помочь. Я сам был полностью занят тем, чтобы самому удержаться на горизонтальной распорке. Я, возможно, мог вытянуть только себя одного, но поднять нас двоих было уже невозможно. Ко всему прочему, у меня не было никакого повода помогать парню, который первоначально сам хотел переломать мне все кости.

— Спасите меня, да имейте же сострадание!

Я собрался с силами, освободил одну ногу и пихнул каблуком сапога прямо в искаженное страхом мясистое лицо. Шумящая вода и стучащее колесо мельницы милостиво проглотили хруст ломающихся костей. «Медведь» зарычал, кровь полилась у него из носа. Он соскользнул ниже. Второй удар — и он окончательно отпустил меня и упал между лопастей, в неестественно скорченной позе его затянуло под воду, а потом он исчез в бурлящей пучине.

Я больше не обращал на него внимания, а собрал воедино остатки своих сил и подтянулся на балке. Наконец, я сидел на скользкой распорке, тяжело и глубоко дыша, потом сильно закашлявшись. Запахло дымом. Ничего удивительного: надо мной собирались первые черные клубы из дома ростовщика.