Капитан Перережь-Горло - Джон Диксон Карр Страница 50

– Что-что? – вскричал американский посланник.

– Это пугало меня больше всего – так же, как Шнайдер! – Мадлен посмотрела на Люси. – И все же, по-моему, вы правы. У меня есть какая-то безумная уверенность, что Алан может перехитрить всех, если только он в добром здравии! Больше всего меня ободрило то, что, по вашим словам, у него нет ран, нанесенных саблей. Я боялась, что он встретится с лейтенантом Шнайдером и что между ними произойдет сражение, как чуть нe случилось в Зеркальной комнате…

Гидеон Хоупвелл прекратил шагать и обернулся.

– Лейтенант Шнайдер? – переспросил он. – Люси, не тот ли это офицер с немецкой фамилией, которого упоминала жена трактирщика?

– Думаю, что да.

– Значит, ты еще не все рассказала ей?

– Не рассказала о чем? – спросила Мадлен.

– Гидеон, любовь моя, девочка не притронулась ни к пище, ни к шоколаду, который успел остыть! Она не в том состоянии, чтобы…

– О чем вы мне не рассказали? – повторила Мадлен, находящаяся на грани истерики.

Мистер Хоупвелл казался мрачным.

– Ваш муж встретился со Шнайдером, мадам.

– Они встретились и дрались? Значит, все копчено?

– Они встретились, но не дрались, так что ничего еще не кончено.

– Что вы имеете в виду?

– Этот лейтенант Шнайдер просто какой-то жуткий тип. Вчера вечером он атаковал четырех тяжеловооруженных кирасиров, убил одного, обезоружил другого и ускакал от двух остальных, преследуя Хепберна… Люси, что произошло потом?

– Ну, видите ли, – нервно заговорила миссис Хоупвелл, – он тоже был ранен, как и ваш муж, только на несколько часов раньше, но не обращал на это никакого внимания и… О, Гидеон, расскажи лучше ты!

Мистер Хоупвелл вновь зашагал из угла в угол.

– Очевидно, – заговорил он, – Хепберн заметил что-то странное в том, как его противник сидит в седле, но не понимал причины, покуда они не поскакали навстречу друг другу и Шнайдер не рухнул с лошади.

– И Алан не… – Мадлен заранее знала ответ.

– Нет! Вместо того чтобы проткнуть Шнайдера саблей, как поступил бы любой нормальный человек, этот сумасшедший оставил его на дороге и поскакал в трактир, прежде чем его настигли преследователи с двух сторон. Если Хепберн сегодня утром в состоянии встать на ноги и отправиться в лагерь, то, быть может, это удастся и Шнайдеру. Тетушка Анжель казалась очень обеспокоенной, так как солдаты перерыли всю деревню в поисках Хепберна.

– Черт возьми, дамы! – добавил мистер Хоупвелл. Давая выход энергии, он с силой распахнул створки второго окна. – Почему вас так беспокоит именно Шнайдер? Ведь есть куда более серьезные вещи!

– Я ни о чем не беспокоюсь! – воскликнула миссис Хоупвелл. – Увидите – мистер Хепберн победит Бонн, если только Мадлен съест что-нибудь!

Муж бросил на нее взгляд и вытер лоб носовым платком.

– К счастью, – заметил он, – еще довольно рано, и Хепберн не рискнет подойти к лагерю до половины десятого, когда начнется парад. Тем временем, миссис Хепберн, вам необходимо…

– Вот именно! – горячо вставила Люси.

– Нет, любовь моя, не съесть что-нибудь. Ей необходимо уйти отсюда, прежде чем Шнайдер расскажет свою историю и сюда явится куча солдат. Гром и молния, почему задерживается экипаж?

Высунувшись из окна с маленьким железным балконом, мистер Хоупвелл окинул взглядом гравиевую подъездную аллею, статуи, зелень под ярким солнцем.

– Карета, – проворчал он, – еще один пример безалаберности и непунктуальности, которую повсюду встречаешь за границей! Мы должны увидеть или, по крайней мере, услышать ее. Прислушайтесь!

После паузы миссис Хоупвелл подбежала к другому окну.

– Нет, Гидеон, это ты прислушайся! Слышишь военную музыку?

Действительно, морской ветерок доносил издалека негромкие звуки духового оркестра.

– Я знаю эту мелодию, – встрепенулась Люси Хоупвелл. – Она называется Aupres de ma Blonde – «Рядом с моей блондинкой». Почему они играют эту фривольную песенку?

– Фривольную песенку? – воскликнул ее муж, снова вытирая лоб. – Эта песня, любовь моя, – знаменитый марш, с которым итальянская армия императора возвращалась после своих первых побед в девяносто шестом году [65].

– Но сейчас еще не может быть половина десятого! Мы же следили за временем!..

Инстинктивно они повернулись к мраморным часам, на которые ни разу не взглянули, будучи заняты разговором. Они показывали без двадцати десять.

– Десять часов! – промолвила Мадлен. Но никто не услышал ее тихий возглас.

Она вспомнила, что между десятью утра и полуднем со-рокачетырехпушечный фрегат «Медуза» должен без единого выстрела проплыть перед береговой артиллерией, если он только появится там вообще.

– Можете не беспокоиться! – воскликнула миссис Хоупвелл. – Я же говорила, что все будет в порядке. Карета приближается! Слушайте!

Облегченно вздохнув, мистер и миссис Хоупвелл подбежали к окну. Мадлен все еще не отрывала взгляд от часов. Она так беспокоилась за Алана, что не слишком заботилась о том, приедет карета или нет.

Конечно, корабль мог не появиться утром, и это продлит ее мучительную тревогу по поводу того, что происходит с Аланом и где он находится. Прислушиваясь к тиканью часов, она одновременно уловила скрип колес и удары копыт по гравию…

Дурное предчувствие овладело Мадлен, прежде чем заговорила Люси Хоупвелл.

– Гидеон! – воскликнула она. – Такую карету не могли прислать из трактира! Это тяжелый дорожный экипаж, весь покрытый пылью, как будто он прибыл издалека!

Мадлен отвела взгляд от часов.

Страшная догадка мелькнула у нее в голове. Она подбежала к окну, где стояла Люси, как раз в тот момент, когда карета, обогнув фонтан, подъезжала к парадному входу.

Миссис Хоупвелл, раскрыв рот и подняв брови в немом вопросе, указала на человека, выходящего из кареты. Мадлен кивнула. Ей было слишком хорошо знакомо худое лицо под цилиндром.

– Да, – ответила она. – Это министр полиции. Это сам Фуше.

И в этот момент произошло то, что уже готовилось некоторое время.

С резким лязгом медных колец один из тяжелых бархатных занавесов, скрывавших кровать в алькове, отодвинулся в сторону. Французские слова, произнесенные с ненавистью и решительностью, заставили всех троих повернуться.

– Вы правы, – послышался голос Иды де Сент-Эльм. – Я уже не сплю чуть более четверти часа. Ален мог бы сообщить вам, моя драгоценная мадемуазель гувернантка, что я очень хорошо понимаю по-английски.