Три ступеньки в небо - Наталья Андреева Страница 50

Как только тетка с матерью уехали, объявился Миша. Привез авоську румяных яблок, бутыль молока и литровую банку жирных, густых, больше похожих на масло сливок, про которые сказал, что они скоро станут сметаной.

– В Ольховку заехал, – пояснил Миша, пока Саша запихивал банку и бутыль в трещащий по швам холодильник, – к родственникам. Они корову держат, прислали тебе гостинец. Я теперь к тебе часто буду приезжать.

– Зачем? – бутыль пролезла-таки, дверца хотя и с трудом, но захлопнулась, и холодильник сердито загудел. – Я не маленький, – сказал Туманов, обращаясь почему-то не к Мише, а к холодильнику. Там что-то щелкнуло, словно бы в знак согласия.

– Дамы, садясь в поезд, сказали, что теперь ты на моем попечении.

– Если тебе неприятно, можешь не приезжать. – Неприятно было ему, вот почему он предпочитал смотреть на холодильник.

– Да ты что, Сашок? – возмутился Миша. – Мы же с тобой родня! Обижаешь ты меня.

– Извини, – смутился тот.

С двоюродным братом он по-прежнему чувствовал себя неловко, хотя понимал: несправедливо испытывать к человеку неприязнь только потому, что у него внешность непривлекательная и фамилия смешная. Мишку в детстве, видать, дразнили, а драться Бублик был слаб, вот и вырос таким. Сутулится, смотрит исподлобья, ходит боком, правое плечо вперед, да и голос у Мишки противный. Вот и сейчас, вроде возмутился, а кажется, что врет.

– Я всегда хотел, чтобы у меня был брат, – сказал тот в подтверждение своих слов.

– А почему не сестра?

Мишка растерялся. И в самом деле, почему? Бублик был тугодумом, поэтому Саша оставил его размышлять над нехитрой задачкой, почему брат лучше сестры, а сам пошел на душ Шарко. Там его ждала любвеобильная Валька Белова.

Вот с Валькой ему было комфортно. Их роман никак не развивался, она просто находилась всегда рядом, готовая ему помочь, пожалеть, поговорить, покормить. Последнее, кстати, она особенно любила.

– Ты кушай, сладкий мой, кушай, – сюсюкала она, как с младенцем, восторженным взглядом провожая каждый кусок, который он клал себе в рот.

Его только что выкупали, насухо вытерли огромным махровым полотенцем и уложили в постельку. Он был так счастлив, только что пузыри не пускал. Валька глядела на него с умилением и энергично намазывала масло на ломоть пшеничного хлеба. Пришлепнув его толстенным, в палец, куском вареной колбасы, она осталась довольна проделанной работой и протянула бутерброд ему: – На. Молочком запей.

– Хочешь, чтобы я стал толстым? – улыбнулся он.

– И что тут обидного? Вот я – толстая! Плохо мне из-за этого? Нет! Живу как хочу, на все мне воля. Женишься на мне, и ты обижен не будешь. Ох, и хорошо же мы с тобой заживем, Саша!

– А почему ты с Мишкой не ужилась?

– Я ж тебе сказала: злой он. И мамаша его такая же. Не свекровь – ведьма.

– Тетя Марина? – удивился он. – А мне показалось, она добрая женщина.

– Добрая-то она добрая, а ты вот поживи с ними. Я, как замуж за Миню вышла, на радостях к ним переехала. С пятого этажа на первый. А квартиру мою семейным советом решили сдавать. А что? Удобно. Жильцы как на ладони, все про них знаешь. Кран не выключили – тут же соседка снизу бежит: Валя, твои меня заливают! Даже если выключили, все равно бежит: пойди проверь, не заливают ли? У меня ключ-то есть. Так и бегала, по три раза в сутки. Они в выходные на рынок на весь день торговать, а я на стреме. Кран сторожу и газовую колонку. Сижу, как собака на цепи, а не то – скандал. У тети Марьяны, которая на четвертом живет, не иначе как паранойя, мне Зульфия Рустамовна про нее так сказала, наш психолог штатный. То Марьяне чудится, как вода льется, то газом вроде бы пахнет. А я ноги в руки и – беги!

Он не выдержал и рассмеялся, представив себе картину: огромная Валька Белова-Бублик скачет с первого этажа на пятый, звеня связкой ключей.

– Рассмешила я тебя? А мне вот было не до смеха. Даже похудела, – с сожалением сказала она. – Терпения моего хватило на год. Да и с Миней мы не ужились. Он ведь не выносит, когда двери закрыты. А как же любиться-то?

– Погоди… Какие двери?

– Дверь в спальню, – охотно пояснила Валентина. – Комнаты смежные, в одной свекровь, в другой мы обжимаемся. А дверь открыта. Ну какая тут любовь? С матерью у него любовь, а я оказалась так, с боку припека.

– И когда это было?

– Погоди… Двадцать девять мне стукнуло, как мы с Миней поженились. Я оттого и решилась. Тридцать лет – считай все, перестарок. А тут он. Предложение сделал, честь по чести. Это я потом поняла, что не мне, а квартире. Они с мамкой все рассчитали. На зарплату жить, а квартирные в кубышку складывать. Я тех денег все одно не видала, да не спорила. Жадные они, Бублики. Спят и видят, как бы разбогатеть. А я баба простая и в планы их не вписывалась. Одно время я даже думала, что они меня уморить хотят. Она тоже медик, бывшая свекровь! Один техникум кончали, медицинский наш, городской. У нас тут с учебными заведениями негусто, вот местные девки туда и идут, благо, далеко ходить не надо. В аптеке, Сашка, всякой дряни полно. Вроде как кофе, которое я по утрам пью, горчить стало.

– На то он и кофе, – пожал плечами Туманов.

– Так-то оно так, – вздохнула Валентина. – Только я решила: ну их, от греха подальше, этих Бубликов! Я, Сашка, как съехала от них на свой пятый этаж, так они просто ядом кипели. Бывшая свекровь выйдет вечером на лавочку, к соседкам, и давай языком чесать. Совести – ни на грош! Не поверишь – мои месячные обсуждали. Когда они у меня, да сколько дней, да как сильно, да постельное белье ей пачкаю. Мол, такая я развратная, что сил никаких нет терпеть. Прямо спать ей по ночам не давала. Так и хотелось сказать: а вы дверь закрыть не пробовали, мамаша? Чем со свечкой всю ночь стоять, дожидаючись. Так и прилипло ко мне: Валька Белова – Бешеная Матка. А с таким клеймом да в нашей деревне разве выйдешь замуж? От мужиков-то отбоя нет, но понятно, зачем ходят. Свекрови спасибо!

Александр смутился, даже жевать перестал. Валентина говорила о таких интимных вещах. И так просто, будто он был врачом-гинекологом, а она пришла на прием. Та поняла это по-своему:

– Чего не ешь? Не вкусно? Так я сахарком посыплю.

– Не надо. Я съем. Потом, – сказал Туманов.

– Так я в холодильник положу? – Он кивнул, и Валька с недоеденным бутербродом в руке двинулась к холодильнику. – Глянь-ка, сметана! – воскликнула она, распахнув дверцу. – Ба! И молоко! Это Мишка тебе привез? Заботится, значит, о брате. Ты, Саша, ему не верь. Лживый он насквозь, и мать его такая же. Но я зла на них не держу. Сама виновата. Решила, что лучше уж разведенка, чем в старых девках. Знала ведь, чем все закончится. Разводом и сплетнями. Все про него знала. Была у него любовь неземная, да только она его не захотела. Она ж красавица! Королева! В женихах, как в соре, копалась. Лучшие парни за ней ухаживали. А Мишка все кричал: весь мир положу к твоим ногам! Только согласие дай! Не захотела она ни его, ни мира.