Отдаленные последствия. Том 2 - Александра Маринина Страница 50

Челюсти хрустели печеньем и хворостом, то и дело жужжала кофемашина, реплики, то агрессивные и напористые, то растерянные и исполненные досады, прерывались тихим звяканьем рюмок.

Все сходилось на Инге Гесс. И все равно не сходилось. Не просматривался мотив.

– Что Большой пообещал? – устало спросил Антон.

– Сказал – завтра, но предупредил, что ничего не гарантирует. У него есть неплохой шанс быстро получить данные по женщинам, уволившимся из наружки, но по действующим сотрудникам наверняка полный облом. Чтобы дали такую информацию, нужно недели две обивать пороги, объяснять, почему это позарез необходимо, и согласования получать. «Гестаповцы», само собой, решили бы вопрос в разы быстрее и проще, но тут уж… сами понимаете…

Да, они понимали.

– Кстати, – вспомнил Дзюба, – а с блогером-то что? Взяли его в работу?

Зарубин оглянулся, встал и прикрыл дверь, ведущую из кухни в коридор. Антон понимал, что происходит. Каменская, конечно, своя, ей можно полностью доверять, но время настало такое поганое, что не только окружающим – самому себе верить перестаешь. Грустно это.

– Я после вздрючки в министерстве к ним заехал, – вполголоса сказал Сергей, – по пути было. Ну, короче, нашли его, хотели по-человечески поговорить, но блогер оказался гордый, у него свои понятия о человеческом-то. Пришлось прессануть. В общем, пару дней назад ему пришла мессага с неизвестного номера с информацией о двух трупах с записками. И дальше что-то вроде: «Когда будет третий – тебе дадут знать, будь готов сразу ехать».

– Что значит «что-то вроде»? – вскинулся Ромка. – Они что, его телефон не проверили? И тебе распечатку не показали?

– Нема дурных, – печально фыркнул Зарубин и сунул в рот очередное печенье. – В мессаге было написано: прочитаешь – запомни, сразу удали, сделай скрин-шот и перешли на этот номер. Дремов так и сделал, как велели.

– Предусмотрительный информатор, – заметил Антон.

– Я тебе больше скажу, он обставился со всех сторон. Отскриншотить же можно любое место, необязательно то, где было нужное удаленное сообщение. Так этот информатор знаешь что сделал? Послал Дремову еще две мессаги, одну за несколько секунд до основной, вторую – сразу после. В первой написал: «Привет, Данила! Как жив-здоров?» Ее Дремов даже не сразу заметил. А во второй – «До встречи!» Эти две позиции должны быть на скрин-шоте видны, чтобы без обмана. Номер пробили, но без толку, симка серая, где-то в переходе куплена и использована только один раз. А в ночь убийства Литвиновича блогер получил наводку, где-то часа в 4, куда ехать. И снова сперва: «Привет, Данила» и потом: «Удачи!», сообщение удалить, скрин-шот прислать. Номер другой. Симка снова серая и снова на один раз.

– А чего так сложно-то? – удивился Ромка. – От этого чувака было бы только одно сообщение, удалишь – останется пустое окно, а сверху номер телефона, с которого мессага пришла. Какие еще доказательства нужны?

– На всякий случай. Человек может не знать в точности, какими техническими мощностями мы располагаем. А вдруг мы его найдем и симку к нему привяжем? И спросим, зачем он посылал сообщения блогеру Даниле? И почему блогер Данила их удалял? А так – ну, найдем, ну, спросим, а он сделает нам глазки и расскажет, что когда-то познакомился с Дремовым случайно, в компании или на тусовке какой-нибудь, захотел продолжить знакомство, написал, ответа не получил, попробовал еще раз, опять не получил и подумал, что Дремов, наверное, его совсем не помнит. А то, что Дремов рассказывает байки про страшные сообщения о трупах с записками, – чистое вранье, не было такого. Наверное, Данила от кого-то другого узнал и хочет скрыть свой источник. Вот иди проверь.

– Не сходится, – упрямо покачал головой Ромка. – Скрин-шоты надо было переслать, значит, в сотовой связи все равно будет отметка о том, что Дремов отсылал ему сообщения, и тогда уже самого фигуранта спросят, где они и с какого перепугу он их удалял. Я уж не говорю о том, что Дремову ничто не могло помешать сделать скрин-шот полной переписки и сохранить у себя в фотографиях, а уж потом удалять, что велено. Он этого не сделал чисто по глупости, растерялся или просто не сообразил, но ведь мог! А информатор об этом почему-то не подумал. Или блогер врет.

– Может, преступник специально нас запутывает? – предположил Антон. – То пытается выглядеть как человек, имеющий доступ к нашей внутренней информации, взять хоть те же камеры, а в других случаях ведет себя как обычный обыватель, далекий от полиции, накручивает меры предосторожности, которые на самом деле – мертвому припарка. Чтобы мы вообще всю башку свернули, составляя его портрет. Или чтобы искали группу, в которой есть разные люди, в то время как он работает в одиночку.

– Вот же… – Дзюба непечатно выругался. – Ну и кто мог такое провернуть? Уж точно не Есаков и не Вишняков. Тот, кто это сделал, должен быть одержим идеей, он не понимает, почему пресса до сих пор не трубит о наших убийствах на всех углах, и решил ускорить процесс. Для него важны огласка, публичность. Ни Женька, ни Витек не похожи на тех, кто вообще хоть чем-то бывает одержим. И уж точно не высокими идеями.

– Хомич тоже на идейного не сильно смахивает, и Колюбаев, – подхватил Антон. – Значит, этот осведомленный информатор – полицейский, но не из наших.

«Полицейский, но не из наших», – мысленно повторил он собственные слова. Что-то в них было неправильно.

– Или это убийца, – медленно проговорил он. – Нас всех с самого начала так накрутили страшными последствиями, если информация куда-то утечет, что мы сразу начали думать только в этом направлении, прикидывали, в каком месте дыра. А дыры может не быть вообще, просто нам мозги запрограммировали этими начальственными угрозами. Вот смотрите: Дремов получил сообщение намного раньше, чем дворник позвонил в полицию. Никто из полицейских еще не мог знать. А информатор уже знал. Хотя он может быть и полицейским, и из следствия, и из прокуратуры, и из экспертов, но информацию он слил не потому, что болтливый или денег хотел, а потому, что таков его план. Он вообще может оказаться кем угодно, хоть космонавтом. Получается, он действительно идейный убийца, причем идейный до такой степени, что ему важно донести до людей какую-то мысль.

– Точно! – встрепенулся Роман. – Вот почему он так поторопился с Литвиновичем. Увидел, что результата нет, и начал форсировать события. Кузьмич…

– Ша!

Зарубин поморщился, словно у него болел зуб. Протянул руку, взял с блюда последний кусок рулета, запихнул в рот, прожевал тщательно и с удовольствием. С больным зубом так не жуют.

– Дайте подумать, – сказал он, запив рулет чаем. – Если человек плохо осведомлен о технических возможностях полиции, значит, он точно не из наших. Ф-фух! Больному легче.

– Или Большому легче? – чуть приподнял брови Антон.

Его задевало, что Сергей не передает открытым текстом указания, полученные от генерала Большакова, но все время «дает понять». Мол, я ничего не говорил, а если вы сами догадались, то молодцы. Ну чего темнить-то? Когда два месяца назад случилась эта шняга с Анастасией Павловной, кого Большаков позвал на подмогу? Сташиса и Дзюбу. Значит, выделяет их, отличает. Доверяет им. Мог ведь и Кузьмича кликнуть, тот Каменскую знает куда дольше и лучше, да и опыта у него намного больше. Но он позвал их с Ромкой, а не Зарубина. Это о чем-то да говорит, в конце концов. Никто никому не верит до конца… Ну что за жизнь пошла? Удивляться нечему, никто никому не верит, потому что все кругом врут, начиная с самого верха и заканчивая кассирами в супермаркетах. Руководство страны лжет прессе, пресса – гражданам. Банки подсовывают кабальные условия, прописанные таким мелким шрифтом, спрятанным в многостраничном договоре, что нужно иметь массу знаний, времени, терпения и здоровья, чтобы прочесть и обдумать каждый пункт. Телефонные мошенники вытягивают деньги из доверчивых людей. На упаковках продуктов пишут лживую информацию. Застройщики приманивают ценами на будущую квартиру и исчезают, не попрощавшись. Реклама врет, и продукт почти никогда не оправдывает ожиданий. Нынешняя жизнь – это жизнь в тотальной лжи. «И мы все этим отравлены, – думал Сташис. – Так что обижаться на Кузьмича я не имею никакого права. Только вот вопрос: как воспитывать детей в таких условиях? Внушать им, что никому нельзя верить, чтобы обезопасить? Вырастут одинокими невротиками, параноиками. Может, у них ни одной копейки и не отнимут, но дружбы, любви, человеческого тепла они не узнают. Или не предостерегать, не объяснять, не внушать, не окорачивать их природную доверчивость и потом с ужасом смотреть, как они становятся жертвами бессовестного вранья и мошенничества, жестоких манипуляций и оскорбительного унижения, зато утешать свое отцовское сердце тем, что ребенок сохранил способность дружить и любить. Кто знает, как правильно?»