Тогда ты молчал - Криста фон Бернут Страница 5

Вторник, 15.07, 10 часов 00 минут

Начальником комиссии по расследованию убийств, в которую передали дело, была женщина, ее звали Мона Зайлер. Она служила в звании криминал гаупткомиссара ^[3] (сокращенно КГК). Давид уже видел ее перед «Вавилоном», когда она позже присоединилась к своим коллегам, но говорил с ней мало. У нее был хрипловатый голос, она производила впечатление человека не очень-то любящего много говорить. Давид слышал, что она «пробивная» и без чувства юмора. Но так здесь говорили обо всех женщинах, служащих в полиции и сумевших, к зависти коллег-мужчин, подняться на пару ступенек выше их в полицейской иерархии. Он не воспринимал эти слухи всерьез.

Давид сидел в кабинете КГК Моны Зайлер в 11-м отделе, ожидая вызова. Утреннее солнце светило сквозь открытое окно и нагревало маленькое скромное помещение, вызывая дискомфорт.

У стен стояли металлические полки, забитые папками с делами, но на коричневом лакированном столе из ДСП, наоборот, не было ничего, кроме самых необходимых вещей: компьютера, пластмассового стакана-подставки для ручек и карандашей, маленькой настольной лампы и телефона. Никаких фотографий, никаких цветов на окнах. Ничего личного, на чем мог бы остановиться взгляд и что давало бы пищу фантазии. Таким мог быть кабинет в любой официальной инстанции, в какой угодно стране мира. У Давида это даже вызвало интерес. Этакий международный стандарт кабинета. Он зевнул и потер глаза.

Снаружи доносился уличный шум, такой сильный, что можно было подумать, будто находишься посреди улицы, а не в помещении на третьем этаже. Несмотря на усталость, Давид подошел к окну и посмотрел через запыленные стекла на суету, царящую вокруг центрального вокзала. В воздухе висел запах бензина и расплавленной смолы. Трамвай, звеня, остановился, заскрежетали тормоза — металл по металлу, — и Давиду, как в детстве, захотелось закрыть уши руками. В конце концов он прикрыл окно, несмотря на то, что в комнате было жарко, как в теплице, и снова уселся перед столом.

В коридоре послышались мужские голоса. Давид невольно выпрямился на стуле, но голоса удалились. Снова воцарилась тишина, нарушаемая теперь уже лишь приглушенным шумом улицы. Давид уже в четвертый раз посмотрел на часы. Четыре минуты одиннадцатого. Может, позвонить Сэнди? Но у него не было желания снова выслушивать незаслуженные упреки, а нового он ей ничего не мог сообщить. Давид и сам не знал, насколько все здесь затянется. Труп юноши, личность которого пока не была установлена, уже несколько часов находился в институте судебно-медицинской экспертизы, где производилось вскрытие. На месте преступления — пока еще не было установлено, действительно ли это оно, — эксперт-медик обнаружил на трупе еще несколько колотых ран на спине и животе, нанесенных посмертно. Язык тоже был вырезан, скорее всего тогда, когда парень уже был мертв.

Давида несколько раз расспрашивали разные сотрудники из КРУ 1 ^[4], и он думал, что сказал уже все, что мог сказать, а больше он ничего и не знал. Давид надеялся, что теперь его оставят в покое и ему не надо будет ехать на допрос в отдел, но эта Мона Зайлер настояла на своем.

Может быть, она действительно такая, какой ее обрисовали верноподданные. Педантичная и жесткая… Педантичная и жесткая. Эти слова завертелись у него в голове, голова опустилась на грудь, и он задремал.