Черное платье - Мария Шкатулова Страница 5

Квартира оказалась небольшой, с крошечной кухней, где едва мог поместиться один человек, но в остальном напоминавшей московскую — наверное, за счет типовой стенки и давно вышедшего из моды старого советского дивана.

— Вот, — сказала Лена, показывая на стоящую в углу раскладушку. — Взяла у коменданта специально для тебя. Очень удобная, с матрасом. Располагайся.

Наташа кое-как побросала свои немногочисленные пожитки на полку, которую Лена освободила для нее в шкафу, и подошла к окну, выходившему в небольшой, но очень симпатичный закрытый дворик с тщательно выметенными асфальтовыми дорожками и аккуратно подстриженными газонами. Стены соседних домов были увиты плющом, поднимавшимся до самых крыш.

Потом Наташа приняла душ в красивой Ленкиной ванной кремового цвета, заставленной заманчивыми пузырьками и баночками, надела ее пушистый махровый халат и блаженно растянулась на диване:

— Поверить не могу…

Лена накрывала на стол.

Через час появилась жена дипломата, оказавшаяся энергичной сорокапятилетней брюнеткой с гладко зачесанными волосами и большими золотыми серьгами в ушах. Наташа с аппетитом поужинала и даже немного захмелела, выпив почти полбутылки розового вина. Откинувшись на спинку стула, она рассеянно слушала рассказы Ленкиной гостьи о недавно купленных тряпках. Впрочем, разговор довольно быстро изменил направление, и Наташа, с изумлением вслушиваясь в речь Нины Гавриловны (так звали гостью), вспомнила об обещанном Ленкой уроке здравомыслия.

— Леночка, — говорила та покровительственно, — мы здесь живем четвертый год, и это наша третья командировка, и, как вы догадываетесь, не последняя, потому что Ивана Степановича очень ценят в МИДе… При этом я никогда не позволю себе купить первое попавшееся молоко или яйца. Я иду в один магазин, где молоко стоит пять франков двадцать сантимов, потом в другой, где оно на пятнадцать сантимов дешевле, а в третьем, оказывается, его можно купить за четыре восемьдесят. Не смейтесь: на одном только молоке много не сэкономишь, но вы же берете много продуктов? А я и вовсе покупаю на четверых, представляете? Сорок сантимов сэкономишь на молоке, пятнадцать на масле, семь на яйцах, а всего за одну ходку — франков двадцать чистой экономии.

Наташа подумала: «Она сумасшедшая».

— А теперь посчитайте, — продолжала жена дипломата. — В магазин вы ходите не меньше трех раз в неделю, то есть в месяц двенадцать раз. Умножьте двадцать на двенадцать, получится двести сорок франков. И это за месяц! А за год? Почти три тысячи франков! Это же стоимость хорошего пальто или нескольких пар обуви. А вы говорите — ерунда! — В ее голосе звенело настоящее торжество.

«Лучше быть нищей, как я, чем иметь такое в голове», — подумала Наташа и зевнула.

Они выпили еще вина, и беседа приняла более игривый характер.

— Вы представляете, Нина Гавриловна, — затараторила Ленка, — эта дурочка познакомилась в самолете с красивым французом и не закадрила его.

Жена дипломата смерила Наташу взглядом, который означал что-то вроде «Где уж ей, бедной!», и тут же рассказала поучительную историю из собственной жизни — о том, как до замужества за ней ухаживал венгр. («Такой интересный мужчина!»), который учился в МГИМО и дарил ей цветы, но она предпочла ему своего Ивана Степановича и ничуть об этом не жалеет.

Наташа не выдержала:

— Не пора ли нам взглянуть на Париж?

Все засуетились и встали из-за стола. Нина Гавриловна церемонно попрощалась, сказав, что ей надо идти кормить мужа и дочерей, и подруги, попудрив носы, вышли из дома.

— Зачем ты сказала ей про француза? — недовольно спросила Наташа.

— А что такого? И потом, мне так надоело слушать ее поучения, что захотелось сменить пластинку. Вчера она даже выговаривала мне за то, что я за свой счет пригласила подругу, то есть тебя. Сказала, что это безумие.

— Это действительно безумие…

— Ну вот еще! Ты же возишься там с моей квартирой! Если бы не ты, разве я смогла бы накопить эти деньги?

— Ленка, ты даже не представляешь, что ты для меня сделала! Это я — твоя должница.

Они пересекли площадь Татгрэн.

— Мы пойдем во-он по той красивой улице, — сказала Лена. — Она называется авеню Виктор Гюго и ведет к Триумфальной арке и Елисейским полям. Там такие магазины!.. Правда, нам с тобой в них делать нечего — это для богатеньких, но посмотреть витрины нам ведь никто не запретит? Там дальше — я тебе покажу — выставлено такое потрясающее платье!.. Черное. Оно бы тебе фантастически пошло! Правда, стоит оно… — Лена закатила глаза. — Лучше не спрашивай.

— Я и не спрашиваю. Что это за церковь?

Лена пожала плечами.

— Понятия не имею! А там на углу — видишь? — потрясающий итальянский магазин. Безумно дорогой, но там такие костюмы… Наташка, тебе надо приодеться.

— У меня всего триста долларов.

— Знаешь, у меня с финансами обстоит не очень хорошо, потому что после покупки машины я… сама понимаешь, а квартирные деньги я хочу употребить на ремонт. Наташка, — она мечтательно вздохнула, — вернусь в Москву, сделаю евроремонт и тогда подумаю наконец о личной жизни.

— Как тебе удается все так замечательно распланировать? И главное — привести в исполнение…

— Эх, Натуленька, ты правильно выразилась, — вздохнула Ленка, — именно «привести в исполнение». Как расстрел. Я планирую, вычисляю, подсчитываю, а ведь мне уже тридцать пять… У тебя, по крайней мере, есть сын, а у меня — никого. И вряд ли уже будет. В лучшем случае я найду себе какого-нибудь подержанного мужика, который придет на все готовое — получит отремонтированную квартирку и какую-никакую машину. А будет ли любить?.. Кто ж его знает?.. И любит ли кто-нибудь кого-нибудь в наше время? Ты вот осталась одна, Татьяна твоя — одна, почти все мои подруги — одинокие несчастные бабы. А ведь и не дуры, и собой почти все недурны, а ты так просто красавица.

— Брось, какая я красавица! Это раньше я была ничего, а теперь… При такой жизни, как моя… Смотри, какие красивые балконные решетки!

— Не говори глупостей, ты — настоящая красавица. Тебя только надо немного приодеть, ты уж извини. Этот костюм дурацкий на тебе… Сколько у тебя денег? Триста долларов? Это, м-м, примерно, тысяча семьсот франков. Не бог знает как много, но все-таки кое-что. Я знаю одно местечко, где можно недорого купить что-нибудь приличное. Завтра поедем.

— Ленка, видишь ли, из этих денег — двести долларов от моего экс-мужа…

Ленка с живостью перебила ее:

— От Павловского? Ты же не хотела у него ничего просить? Вы что, помирились?

— Ничего мы не помирились! — рассердилась Наташа. — Сережка зачем-то сказал ему, что я еду в Париж. И, мне кажется, попросил для меня денег. И так радовался этим деньгам, что у меня язык не повернулся от них отказаться.

— Вот еще! — возмутилась Лена. — Он столько лет не платил алименты, что должен тебе в сто раз больше! И нечего себя за это корить. Дал, и хорошо. Как говорят, с паршивой овцы..