Цветы абсолютного зла - Анна Данилова Страница 5

Уже в постели, перед самым сном, он задавал ей один и тот же бледный и ставший почти дежурным вопрос, на который, как правило, получал вежливый и немного извиняющийся отказ. С тем и засыпали…

Но однажды случилась беда. Сосед-ветеринар, Валентин, симпатичный мужчина, время от времени угощавший Сергея Ивановича наливкой собственного изготовления и довольно откровенно рассказывающий ему при встрече о своих похождениях налево, попросил у него посмотреть кассеты. «Сам знаешь, какие…» Сначала Сергей Иванович попытался было сказать ему, что у него таких кассет нет, что он женатый человек и все такое. Но сосед был настойчив. «Да знаю я все… чтобы у тебя да ничего не было? Такой здоровый мужик… Думаешь, я ничего не понимаю? Да я сам свою бабу не хочу. Не помню, когда был с ней…» И Сергей Иванович сдался, принес ему все три драгоценные кассеты. Договаривались на три дня, но все затянулось на месяцы… Валентин при встрече с соседом всегда извинялся, говорил, что дал кассеты приятелю («Видишь, я же не вру, каюсь, дал посмотреть Валерке, а он, гад, замылил»), и предлагал вместо тех другие, более забористые и жесткие. Сергей Иванович приносил их домой, просматривал, но удовольствие получал слабое, его даже тошнило при этом, а на душе становилось еще гаже, чем если бы он смотрел свои, родные, с «кондитершей».

В сентябре его бес попутал. Он, сам не понимая, что делает, содрал с заплеванной стенки лифтовой кабины клочок с телефоном «киски» и позвонил тотчас, едва войдя к себе в квартиру. Он знал, что дома никого нет.

Телефонная трубка ответила ему немного простуженным и, как ему показалось, детским голосом. «Сто рублей и у вас», – услышал он и почувствовал, как нижняя часть его туловища медленно наливается густой пьянящей кровью… Он по голосу понял, что говорит с несовершеннолетней. Об этом он даже и не мечтал. Понял он еще и то, что она, по-видимому, живет не одна, поэтому он сам должен придумать, куда ее привести. Его воображение почему-то тотчас нарисовало ему пышные кусты акации около тира, что позади городского парка. Это было очень тихое (не считая звуков выстрелов) и безопасное место. «Через полчаса на мостике в парке, что перед аттракционами. В руках у меня будет коричневый пиджак». Дрожащими руками он сдернул с вешалки толстый старый твидовый пиджак и почти выбежал из дома…

Вот с того самого дня жизнь его и изменилась. Он стал жить быстрее, какая-то ненасытность и жадность появились в его желаниях, он чувствовал, как сладостно-мучительно летит в страшную, бездонную пропасть, где ему суждено пропасть, сгинуть, но и остановиться уже не мог…

Девочку звали Оля. Увидев его на мосту, она улыбнулась, словно приободряя его. Такая маленькая, а словно бы взялась его поддержать в таком деле. Он, боясь к ней прикоснуться и даже взять за руку (его могли увидеть ученики его школы, просто знакомые), сухо сказал, чтобы она следовала за ним. Она согласилась и пошла. Они прошли городок аттракционов, где играла музыка, визжали дети, где все вертелось и кружилось, сверкало яркими огнями и словно напоминало о том, что люди рождены для вечного праздника… Потом свернули на узкую тропинку, вившуюся между древними дубами, вышли на берег заросшего пруда, затем углубились в заросли акации. Там, в полной тишине, Сергей Иванович, не глядя на свою юную спутницу, расстелил на траве под кустом пиджак…

Все произошло очень быстро. Девочка, получив сто рублей, кивнула, как если бы она только что продала букетик цветов. Он спросил, встретятся ли они еще, и она снова кивнула. Он шел теперь сзади нее, не веря своему счастью… Он был благодарен соседу ветеринару за то, что его приятель замылил кассеты… Кондитерша, наконец, оставила его навсегда. Теперь у него была Оля. С молочной-белой тонкой кожей, горячими, чуть подрагивающими от прикосновений, острыми коленками и влажным омутом между ног, способным утолить любую жажду… Ему бы не хватило всей жизни, чтобы описать то немыслимое наслаждение, которое она была способна дать пусть даже и за деньги… Теперь он встречался с ней все чаще и чаще, тратя на нее все свои деньги… Где бы он ни был, перед ним постоянно стояла, вернее лежала, Оля. Весь мир теперь раскачивался перед ним в определенном ритме полового акта, который он совершал беспрестанно, словно наверстывая упущенное… Главной же целью, помимо самой встречи с девочкой, было найти сто рублей. Найти во что бы то ни стало. Непременно. Он начал снимать деньги даже с общего супружеского банковского счета… Обратного хода все равно не было…

В середине сентября он, чтобы чаще видеть ее, взял себе еще несколько часов нагрузки, чтобы преподавать литературу в Олином классе. В школе она вела себя очень тихо и скромно. Училась неплохо, отличалась хорошей памятью, хотя и была немного рассеянной. Тогда же он узнал, что родители ее – пьющие, что девочка из неблагополучной семьи, а потому если сама не поступит в институт, то и помочь-то ей будет некому.

В конце сентября Сергей Иванович устроился ночным сторожем в маленькую теплицу, расположенную в конце все того же городского парка и построенную непонятно для кого и чего. Там, вдоль застекленного и ярко освещенного пространства, стояло всего несколько горшков с бегониями и фиалками, за которыми днем присматривали какие-то студентки. Ночью же Сергей Иванович встречался в комнатке для сторожей с Олей. Она жила, к его удивлению, в престижном доме рядом с парком. Он встречал и провожал ее, говорил ей о своей любви и бывал почти всегда раздосадован, если не слышал в ответ ни звука. Почти все деньги, заработанные в теплице, он отдавал Оле… «Мне надо три тысячи», – сказала она однажды. «Зачем тебе так много?» – «Если не найдешь, мы с тобой больше не увидимся…» – ответила она, тряхнула длинными светлыми волосами и, даже не взглянув на него, быстро пошла прочь. Вскоре ее фигурка скрылась за гигантскими дубами парка…