Призраки озера - Карен Робардс Страница 5

Селена… Он принял ее за ее мать. Это Оливия поняла сразу, как только отпустила руку дочери, рванулась вперед и опустилась на колени перед Большим Джоном. Внешне она – точная копия своей матери, как и Сара – ее собственное повторение. У всех троих одинаковые, волевые подбородки, высокие скулы, прямые носы, полные губы и карие, обрамленные густыми ресницами большие глаза. Все трое – смуглолицые, с каштановыми волосами, слегка вьющимися от влажного зноя. Как и мать, Оливия была среднего роста и скорее «фигуристая», чем худенькая. Женщины рода Шенье не отличались классической красотой. По крайней мере не в английском вкусе. Скорее они унаследовали черты, характерные для красавиц Луизианы, сохранивших в себе роскошь французского происхождения.

Селена умерла, едва достигнув того возраста, в каком сейчас была Оливия. И такой ее запомнил Большой Джон. Какой-то каприз памяти плюс неверное освещение привели к тому, что он увидел в ней ее мать, двадцать лет спустя с того дня, как та упокоилась в могиле.

– О господи, Большой Джон… Что с ним?

Гости устремились к месту происшествия, но Оливии казалось, что они не бегут, а парят, как в замедленной съемке. Она едва различала взволнованные лица, полностью сосредоточив внимание на Большом Джоне.

Схватив Большого Джона за руку, Оливия сжала ее – он не реагировал и, казалось, не дышал. Большой Джон лежал в рубашке без галстука, ворот которой сейчас был распахнут, и Оливия положила пальцы на теплую кожу шеи, пытаясь нащупать пульс.

«Пожалуйста, ну, пожалуйста…» Ужас, едкий, словно желчь, перехватывал горло. Нет, он не умрет. Не должен умереть. Не здесь и не так. Только не в тот самый день, когда она наконец вернулась домой.

Даже если пульс и был, она его не ощущала.

– Это я, Оливия, – пролепетала она, ни на что не рассчитывая, но надеясь, что он слышит ее.

– Подвинься! – Дядюшка Чарли опустился на колени рядом с нею, бесцеремонно отодвигая ее, перевернул Большого Джона на спину и принялся сам нащупывать пульс на его шее. Где-то над ними заголосила бьющим по нервам, высоким голосом какая-то немолодая женщина, еще одна бросилась к дому, чтобы позвать на помощь.

– Пожалуйста, помоги ему!.. – Оливия, прижав руки к губам, беспомощно наблюдала, как Чарли поудобнее уложил голову Большого Джона, потом, ухватившись пальцами за подбородок, раскрыл ему рот.

– Ма-а. – Испуганный, слабый голосок дочери прозвучал откуда-то из-за спины, детская рука тронула ее за плечо. Искоса взглянув на дочь, Оливия отметила, что та бледна и испугана не меньше, чем она сама. Ради дочери она попыталась собраться и взять себя в руки.

– Все в порядке, малыш. – Голос прозвучал хрипло, но все-таки она его обрела. Дотянувшись до маленькой ручки на своем плече, она быстро сжала ее. Горячие пальцы девочки представляли резкий контраст с ее собственными – ледяными.

– Ма-а, он умер?

– Да нет же, нет. – Она молила, чтобы это было правдой, внутренне холодея от мысли, что это может быть ложь. Большой Джон лежал на спине, неподвижно, беспомощно раскинув в стороны руки и ноги. Казалось, его лицо сереет на глазах, теряя краски жизни, а кожа на щеках и шее обвисает, образуя тяжелые складки.

Неужели она вернулась домой лишь для того, чтобы увидеть, как он умирает?

Вокруг уже собралась большая толпа, голоса сливались в единый гул, и Оливия могла разобрать только отдельные фразы: «Что случилось?», «Несчастный случай…», «Боже, надо вызвать „Скорую“!», «Господи, помоги!», «Это Большой Джон…»

Какие-то вопросы, возгласы перекликались с биением ее собственного сердца, сливаясь в ее ушах в бесконечный гул. Оливия почувствовала, что у нее кружится голова, не хватает дыхания. Взгляд затуманился, и теперь Большой Джон и толпа вокруг него казались ей лишь неясными, расплывчатыми очертаниями. Еще минутой позже она поняла, что причиной тому – накатившие на глаза слезы. Масштаб трагедии, случившейся так внезапно, оглушил ее. Когда же она увидела, как Чарли начал делать искусственное дыхание, ритмично надавливая на грудь Большого Джона, от скорби перехватило дыхание.

Пресвятая Дева, помилуй… Слова молитвы из далекого детства пришли на память, как это нередко случалось в тяжелых ситуациях, и Оливия принялась повторять их про себя, ища утешения в знакомых строках. Еще одно утешение было позади, воплощенное в хрупком маленьком теле дочери, которую она ощущала спиной. Пальцы девочки вцепились в ее ладонь, и Оливия ухватилась за них, как за спасительную соломинку.

Какой-то мужчина, крепкий, с коротко стриженными пшеничными волосами, решительно раздвигая толпу, подошел к распростертому на земле Большому Джону с противоположной стороны и опустился рядом с ним на одно колено.

– Что тут, скажите на милость, произошло? – Вопрос, обращенный к Чарли, прозвучал резко и громко.

– Боюсь, что это инфаркт.

– Что-о? Но почему?.. Он только что чувствовал себя прекрасно…

– Ее заметил, – коротко отозвался Чарли, кивнув головой в сторону Оливии. – Один взгляд на нее – и рухнул на землю.

Отведя глаза от распростертого тела Большого Джона, Оливия встретилась с прищуренным взглядом голубых глаз, когда-то таких же знакомых ей, как ее собственные. Прямые пепельные брови сошлись на переносице в угрюмой складке. По мере того, как мужчина узнавал ее, глаза его распахивались все шире. Не исключено, что и ее тоже – когда она узнала его.