Пока гром не грянет… - Марина Серова Страница 5

* * *

Наш местный театр драмы находился неподалеку от центра города. Это было современное здание из стекла и бетона с выступающим вперед сплошным стеклянным фасадом. Здание располагалось посреди небольшого сквера с двумя рядами бетонно-деревянных лавочек. Деревянные части лавочек уже давно перекочевали на дачный участок какого-то чересчур практичного аборигена. На оставшихся бетонных тумбах сидеть было просто опасно для здоровья, поэтому сквер этот использовался местными старушками исключительно для выгула своих мопсов и пекинесов. Впрочем, мы подъехали не к главному входу, а к служебному, который находился с противоположной стороны здания, на Железнодорожной улице.

На крыльце служебного входа нас ждал, нервно переминаясь с ноги на ногу, невысокий толстенький человечек. Его несколько обрюзгшее (видимо, от постоянного принятия алкоголя) лицо украшала широкая окладистая борода, которая с лихвой компенсировала недостаток волос на его лысеющей голове.

— Ах, Аленька! Наконец-то! А то я уже начал волноваться! — Как только Алевтина Павловна вышла из машины, бородатый толстячок поспешил спуститься к ней, смешно перебирая ногами по лестнице. Судя по всему, это был Георгий Скоробогатов собственной персоной.

— Все в порядке, милый! — проворковала Алевтина, целуя супруга в щеку. — Я приехала в сопровождении Евгении Максимовны.

— Евгении Максимовны? — удивленно поднял густые брови Скоробогатов.

— Ну да! Охотниковой! Или ты забыл о рекомендации капитана Лисовского?

— Ах да! Действительно, забыл! Так ты уже и этот вопрос успела решить?

— Конечно, мой козлик! Я же у тебя золотце!

Мы с Евгенией Максимовной успели обговорить все формальности, и она любезно согласилась нам помогать!

— Очень приятно, Евгения Максимовна! — Скоробогатов подошел ко мне и поцеловал мне руку. — Можно я буду называть вас просто Женей?

— Конечно, можно! А я вас просто Жорой… — согласилась я. Он не заметил или же сделал вид, что не заметил моего легкого сарказма.

— Пойдем, а то Яромир уже заждался нас! — прервала наш разговор Алевтина Павловна. Пока Скоробогатов со мной любезничал, ее глаза просто метали молнии.

Мы прошли в здание театра и поднялись на третий этаж. Именно там располагалась малая сцена, на которой и ставился «Туз в рукаве». Небольшой зрительный зал, куда мы вошли, насчитывал всего сто — сто двадцать кресел. На первом ряду уныло скучал, откинувшись на спинку кресла и закинув обе ноги на приставленный спереди стул, длинноволосый человек лет тридцати пяти. Он что-то мило насвистывал, глядя в потолок, и при этом планомерно подкидывал в воздух и тут же ловил желтый теннисный мячик. Должна сказать, что с координацией у него было все в порядке — мячик ни разу не упал на пол.

Услышав, что в зал входит группа людей, он, оставив свое глубокомысленное занятие, вскочил с кресла и быстро направился к нам, не выпуская мячика из рук. Правильнее было бы сказать, что он почти побежал. Казалась, его несет какая-то бушующая в нем стихия. При этом, когда он перемещался, его длинные волосы развевались так, словно он бежал против сильного ветра.

У человека было узкое лицо с большим подбородком, выступающими скулами и орлиным носом. Некоторая раскосость серых глаз, пронзительно смотревших из-под густых бровей, свидетельствовала о наличии у их владельца восточной крови. Но была в этих глазах еще и какая-то наивность, столь характерная для представителей цивилизованного зарубежного мира. Не знаю почему, но по такому взгляду сразу можно сказать о человеке: «не наш». Именно так я и подумала о подбежавшем к нам длинноволосом типе.

— Яромир, извини, мы заставили тебя ждать! — сказал ему Скоробогатов.

— О! Ничего страшного! — ответил сероглазый.

Годецкий хорошо говорил по-русски, но с некоторым акцентом, очень похожим на прибалтийский. Я уже не сомневалась, что перед нами тот самый польский драматург, который оставил благополучную Европу ради того, чтобы наши провинциальные зрители увидели его пьесу. Впрочем, может быть, просто у него не было другого выбора, и, кроме наших зрителей, никто больше не хотел наслаждаться его бессмертным творением.

— Познакомься с нашим новым администратором — Евгенией Максимовной Охотниковой, — представил меня Скоробогатов.

— О! Очень приятно! — Годецкий элегантно поклонился. — Ну почему в России так много красивых женщин!

— Думаю, что в Польше их не меньше! — улыбнулась я.

— А вы были в Польше? — спросил Годецкий.

— Честно говоря, нет!

— Вам обязательно надо у нас побывать! Вы просто затмите своей красотой всех наших барышень, пани Охотникова!

— Называйте меня Женя, пан Годецкий.

— Вы тоже можете называть меня просто Яромир. Или Ярик — так меня зовут друзья!

— Мы будем сегодня работать или нет?! — Алевтина Павловна была явно недовольна тем, что очередной мужчина смотрит на меня с нескрываемым восхищением. Ну, с ее мужем все понятно, но при чем тут несчастный поляк? Или эта дама положила глаз на всех мужчин, которые ее окружают, и всех их считает своей собственностью? Боюсь, что в этом случае мне не удастся долго с ней проработать!

— Да, действительно, пора приступать! А то Горбунов нас всех расстреляет, если мы не сделаем спектакль к началу сентября, — сказал Скоробогатов.

— Горбунов — это кто? — спросила я.

— Как? Вы не знаете директора нашего театра? — удивилась Алевтина.

— Ну откуда Евгения Максимовна может знать фамилию директора? — подал голос Скоробогатов. — Ее ведь не печатают в афишах!

— Да уж! — хмыкнула его супруга. — Зато твое имя там красуется постоянно!

— И твое, между прочив, тоже! — заметил главный режиссер.

— А я-то думала, что главный режиссер — это действительно главный человек в театре! — сказала я.

— Вы наивная девушка! — махнул рукой Скоробогатов. — У нас деньги на постановку выделяет именно директор. А кто платит деньги, тот и заказывает музыку. Ладно, пора начинать! Где остальные актеры? Люди! Пора на сцену!

Последние слова Скоробогатов прокричал, сложив руки рупором в сторону небольшого возвышения, которое, видимо, и служило сценой в этом маленьком зале.

* * *

Как я уже говорила, к заядлым театралкам меня отнести нельзя. Может быть, я рискую показаться банальной и неинтеллектуальной, но театру я все-таки предпочитаю кинематограф. Вероятно, именно поэтому театральная репетиция показалась мне совершенно унылым и скучным зрелищем.

Насколько я поняла, в пьесе было всего три главных героя — тот самый классический любовный треугольник, о котором мне уже успела рассказать Алевтина Павловна.

Битый час я наблюдала за тем, как Алевтина Павловна, а точнее, ее героиня, пыталась объяснить своему любовнику, что она не может оставить мужа, потому что тот без нее погибнет от тоски.