Бей в кость - Леонид Влодавец Страница 5

Еще пуще напугался бы купец, угодив на третий этаж, в 38-ю комнату, в приемнувэ зам. генерального директора «Кентавра». Там в углу, позади столика секретарши, стояло в развернутом виде темно-красное бархатное знамя, на полотнище которого золотом было вышито: «Лучшему коллективу управления торговли в ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина».

А в 39-й комнате, на двери которой висела табличка «Зам. гендиректора Максимов К.П.», воскресший капиталист и вовсе опешил бы, обнаружив, что на сейфе возвышается полуметровая чугунная копия памятника Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому. Того самого, которого обалдевшие от восторга демократы своротили с пьедестала 23 августа 1991 года. Примерно такую же копию, только из папье-маше и размером побольше, депутат-демократ Немцов подарил полковнику госбезопасности и по совместительству депутату-аграрию Харитонову на заседании Госдумы.

Однако здесь же, в этом кабинете, на стене висел большой фотографический портрет самого убиенного купца, сделанный в 1915 году неким местным мастером, якобы учившимся в Питере у знаменитого Буллы. Причем, что особо удивительно, сидевший за письменным столом вполне живой и очень представительный господин в сером современном костюме несомненно имел с этим портретом ощутимое сходство. Впору было подумать, что какому-то медицинскому гению удалось реанимировать покойного купца и 83 года спустя после реквизиции вернуть ему его недвижимость.

Но купчину, конечно, реанимировать уже никому не удалось бы. И даже клонировать, поди, не сумели бы, потому что по-шинковавшие купца анархисты не стали хоронить то, что осталось, с воинскими почестями и воздвигать памятник с надписью «Пламенному контрреволюционеру, неутомимому борцу за денежные знаки».

Так что весь генетический материал, скорее всего, перекочевал в желудки степных волков, а потом пошел на удобрение Черноземья. Бессмертная душа российского капиталиста второго поколения — купецкое звание выслужил только папаша покойного, а дед, по слухам, разбоем промышлял! — пребывала ныне в одном из известных загробных ведомств. В каком именно — тут могут быть разные мнения.

Стоит отметить, впрочем, что столь же несомненное сходство здешний зам. генерального имел и с портретом пожилого Эрнеста Хемингуэя, висевшем в простенке между двумя окнами. Возможно, что господину Максимову просто нравились портреты похожих на него типов.

Рабочий день, как уже говорилось, подходил к неизбежному концу. В кондуите зам. гендиректора, где он записывал все неотложные дела, которые требовалось сделать сегодня, против всех позиций стояли галочки, означавшие, что сие уже выполнено, а на следующей страничке ежедневника уже выстроился список из полутора десятка пунктов, намеченых к исполнению на завтра. Максимов вывел на монитор компьютера старую добрую программу CHESS, установил 4-й уровень сложности и принялся сражаться с машиной в шахматы, рассчитывая заполнить тем остаток трудового дня. Ибо никаких звонков, срочных сообщений и иных вводных на сегодня не ожидалось. Конечно, можно было бы и просто уйти домой — понадобился бы, разыскали! — но Максимов предпочитал сидеть в офисе ровно до 18.00. Он не нарушал своих собственных, лично для себя придуманных, обычаев.

На тридцатом ходу стало ясно, что машина побеждает — у нее оказалась лишняя пешка, к тому же на шестой горизонтали. Через два хода эта ничтожная, казалось бы, фигурка должна стать ферзем. Максимов мог не допустить этого, но только потерял последнего слона. После этого неприятельский слон без проблем мог собрать с доски всю оставшуюся у зам.гендиректора «пехоту». Дальше машина неизбежно навязала бы размен ладей и уже совсем беспрепятственно провела в ферзи одну или даже две пешки. В общем, игра потеряла перспективу, пора было прекращать борьбу и начинать новую партию.

Но Максимов не успел нажать на соответствующую клавишу, потому что в приемной раздался телефонный звонок, а затем из переговорника на столе послышался голосок секретарши:

— Трубочку снимите, Кирилл Петрович! Дочка звонит. Максимов снял трубку и сказал:

— Слушаю! Маша, это ты?

— Да, папа, — голос был знакомый и принадлежал, несомненно, Марье Кирилловне. Но звучание у него было какое-то странное, непривычное.

— Что случилось? — спросил Максимов как можно беззаботней, хотя настроение дочери ему сильно не понравилось. — С Гришкой поссорилась?

— Нет, — отозвалась Маша, — но у меня большие неприятности. Очень большие, понимаешь?

— Какие именно? С Женькой что-нибудь?

— Нет, пока ничего, — промямлила Маша, заметно проакцентировав «пока».

После этого из трубки некоторое время ничего не слышалось, почти минуту, наверно. Затем Маша произнесла:

— Нужно, чтоб ты приехал в ресторан «Маргарита». Как можно скорее!

— Ты что, в городе? — нервно спросил Максимов, но в ответ из трубки пропищали короткие гудки.

Кирилл Петрович выглянул в приемную, спросил у секретарши:

— Наташа, глянь на определитель, откуда звонили?

— Там только восьмерка, а остальное прочерки… Максимов вернулся в кабинет, закурил, глубоко затянулся, чуть ли не всю сигарету зараз в пепел перевел.

Похоже, Машка звонила из Москвы, раз восьмерка обозначилась. Во всяком случае, не из этого города. Тут телефонов, начинающихся на «8», вообще нет, кажется. Почему же тогда в «Маргариту» приглашала? И голос какой-то не такой…

Неужели под контролем говорила? Но кто ж ее мог зацапать, при Степане, Гальке, Егоре и Альме? Подъезд охраняется, двор контролируется, со двора она не выходит. Ладно, в этом надо позже разбираться. Сейчас главное — понять, зачем в «Маргариту» пригласили.

Вариантов могло быть два. Первый — переговоры. Объяснят, что захватили Машку и, возможно, Женьку, а потом начнут условия ставить. Это приемлемо. За дочку и внука ему денег не жалко, если не запросят слишком много. Но может быть и второй вариант — просто-напросто решили выманить под выстрел. Одному ехать не стоит. Надо звонить Генриху. И Максимов набрал нужный номерок.

— Птицын, — прогудела трубка.

— Мне подстраховка нужна. Пару тачек обеспечишь?

— В «Кентавр»?

— Нет, в район «Маргариты». Посмотрите, как там и что. Связь на моей волне. — Понял. Через полчаса будут. Жди доклада.

Максимов вынул из стола УКВ-рацию, включил. Потом набрал три цифры на внутреннем телефоне.

— Машину и двух «антаресов». Готовность полчаса, — голос у него звучал по-военному. Здорово удивился бы консьерж Егор, если б сейчас услышал его!

Полчаса тянулись до ужаса медленно, да и когда истекли, рация ничего, кроме писков-хрюков, еще пять минут не издавала. Максимов за это время не одну сигарету выкурил. И немало чего передумал, конечно. Во-первых, над тем, кто ему такую пакость решил организовать, а во-вторых, что собираются потребовать, если речь идет все-таки о переговорах. Ведь с такого человека, как Кирилл Петрович, можно не только деньги срубить, но и кое-какие услуги. Тоже очень солидные, которые, вообще-то, стоят прилично.