Так умирают короли - Владимир Гриньков Страница 5

Он ободряюще улыбнулся мне и исчез. Почти сразу после этого я услышал, как за окном остановилась машина. Хлопнула входная дверь. Подошел мужчина и заглянул в окно обменного пункта. Я узнал его. Самсонов показывал мне фотографию: четыре класса образования и трудное детство. Его били, как сказала жена, и нередко по голове. Я посмотрел на этого типа и на всю жизнь понял, что по голове бить детей нельзя, они потом вырастают дебилами.

– Это, деньги меняете?

– А как же! – радостно подтвердил я.

– Доллары на рубли?

– И доллары на рубли – тоже.

Деньги наш клиент носил в замызганном носовом платке. Поскольку платок оказался каких-то фантастических размеров, ему пришлось повозиться, чтобы извлечь пятидесятидолларовую бумажку. И тут из-за его спины – точно по сценарию – вырос Демин. Он бесцеремонно отодвинул клиента, изображая очень спешащего человека:

– Сегодня сотенные меняем, браток?

– Меняем, – кивнул я. – Вам сколько?

– Пока одну, – ответил Демин и выложил передо мной сторублевую купюру.

Наш клиент стоял рядом и безучастно наблюдал за происходящим. Я даже подумал, что Самсонов подобрал слишком уж тупого типа и ничего у нас сегодня не получится.

Деминскую сторублевку я вставил в прорезь «волшебного аппарата», внешне напоминающего детектор валют, и он с жадным урчанием проглотил купюру.

Через пару секунд из прорези с противоположной стенки «волшебного аппарата» выскочила стодолларовая бумажка. Я протянул ее Демину, мельком взглянув при этом на нашего клиента. Он клюнул! Лицо окаменело, и взгляд застыл – верный признак того, что начался мыслительный процесс. Как бы туп он ни был, но всю нереальность происходящего должен был постичь. Он стоял, мусоля в руках свою пятидесятидолларовую купюру, о которой он, похоже, совершенно забыл. Я его не торопил. Когда человек думает и при этом сам процесс мышления дается ему с трудом, не надо мешать.

Тем временем вернулся Демин.

– Слушай, браток, я подумал, что еще пару сотенных поменяю. К тебе ведь не наездишься, а по Москве нигде больше не меняют.

Клиент смотрел на Демина и при этом уже почти не контролировал себя. Если у человека отвисла челюсть – это означает, что он себя уже не контролирует, ведь так? Я представил, как все будет выглядеть на телеэкране, да еще с закадровым комментарием Самсонова, и мне стало очень смешно. Я едва сдерживался.

Две деминские сторублевки за пять секунд превратились в двести долларов. Демин спрятал доллары с буднично-озабоченным выражением лица.

– Заходите еще, – вежливо сказал я.

– Обязательно.

Демин ушел. И только теперь я позволил себе обратить внимание на клиента. Тот был совсем никакой – делай с ним что хочешь.

– Вы что-то хотели? – подсказал я ему.

– Э-э-э…

Он слишком медленно возвращался к жизни. Испытанное потрясение было велико. Я улыбался ему со всем возможным дружелюбием, какое только мог изобразить.

– Э-э-э…

Наверное, забыл все слова.

– Вы меняете? – вспомнил он наконец, зачем пришел.

– Меняем, – подтвердил я.

– Я про рубли…

– Так, – благожелательно поощрил я.

– Сто рублей на сто долларов, – объяснил наконец он, что хочет.

– Что – сто рублей? – Я стер улыбку с лица и теперь уже не выглядел дружелюбным.

– Вот как этому товарищу.

– Какому товарищу? – огрызнулся я.

– Я ведь видел.

– Что вы видели?

– Как вы поменяли ему сто рублей на сто долларов.

Я помрачнел, демонстрируя клиенту, что лучше бы он этого не видел и уж тем более не говорил. И тут появился водитель такси. Тот самый, который доставил к обменному пункту нашего клиента и его желающую прославиться супругу. Этот парень играл за нас, но клиент об этом, естественно, не знал.

– Заждались мы вас, – сказал таксист клиенту. – Я уж подумал, не случилось ли чего.

Сам он тем временем извлек из кармана мятую сторублевку и положил ее передо мной:

– Раз уж я у вас оказался…

– Не меняем! – сухо отрезал я.

– Почему? – изобразил удивление таксист. – Всегда же меняли!

– Сегодня не меняем!

– Он врет! – очнулся наконец клиент. – Я сам видел!

Я посмотрел на него со всем презрением, на которое только был способен.

– Не чуди, – сказал мне таксист и придвинул сторублевку еще ближе.

– Не имеете права не менять, – встал на надежный путь защиты законности клиент.

Похоже, что за свои права он готов был биться до последнего. Сторублевок у него, наверное, был полон карман, и он уже высчитал, сколько выиграет на конвертации рублей в доллары. Я не торопился его озолотить, и это подвигало клиента на агрессивные действия.

– Дайте книгу! – потребовал он.

– Какую?

– Жалобную.

– У меня ее нет.

– Есть! – торжествующе изрек клиент, тыча пальцем в приклеенное к окну объявление. – Здесь написано!

Я и сам знал, что написано. Как-никак при мне Самсонов собственноручно клеил эту бумаженцию.

– Не будем ссориться, – веско сказал таксист. – Поменяйте деньги, и дело с концом.

Я нервно ткнул его мятую сторублевку в прорезь «волшебного аппарата» и так же нервно швырнул таксисту появившуюся через пару секунд стодолларовую купюру. Таксист аккуратно сложил бумажку пополам, спрятал ее в карман и обратился к клиенту:

– Я жду вас в машине.

Тот лишь кивнул, поскольку был занят своими карманами – искал деньги. Наконец нашел, вывалил передо мной горсть мятых банкнот. Я выдернул из горсти сторублевку и с выражением крайнего неудовольствия на лице превратил ее в доллары.

– А вот еще, – придвинул ко мне деньги клиент.

– Меняем только сторублевки, – процедил я сквозь зубы.

– Вот сто рублей. И вот еще.

Жадность – удивительная штука. Человека, охваченного жадностью, способность мыслить логически покидает напрочь.

– Послушайте! – сказал я. – Я ведь поменял вам деньги! Хватит! Вы вообще где-нибудь видели, чтобы сто рублей превращались в сто долларов? И если уж вам так повезло…

Я пытался апеллировать к его здравому рассудку, но это было бесполезно. Он держал в руках новенькую хрустящую банкноту, и убедить его в том, что так не бывает, не мог уже никто.

– Поменяйте! – нервно потребовал он, и в его глазах появился нехороший блеск.

– Уходите, – попросил я.

– Дайте мне жалобную книгу!